Буквы в кучках

Маркер Женя

– Спасибо, дружище! – откусив на ходу кусок теплого хлеба, я засунул его к карман галифе. В штабном вагоне можно просидеть с документами целый день, и когда еще будет остановка, и мне удастся вернуться к своим, было известно только машинисту паровоза. Да и то не наверняка. Мы, хоть и шли литерным, но и по круче нас были составы, которые гнали без остановок.

– А с тебя папироска из штабного вагона! – встав на ноги крикнул мне вслед акробат и, подпрыгнув, подтянулся на перекладине двери теплушки. Потом вытянул ноги уголком, вывернув руки, сделал переворот за спину и приземлился. Пресс у Шурика был стальной. На его животе могли два человека стоять, и хоть бы что.

В штабном вагоне я проработал весь день. Писанины было много и отдыхать было некогда. Несколько раз выходил в тамбур,

где стоял посыльным Степаныч, парень из нашего взвода. Долговязый, длинноногий с умными глазами и пухлыми губами, которые постоянно шевелились. Степаныч любил считать, причем в книжке «Золотой теленок» он прочитал, что можно в уме перемножать любые числа. Это его так вдохновило, что он постоянно тренировался. Мне надо было всегда в столбик цифры писать и подсчитывать, а он это делал в уме. Кажется, такой длинный, пока до него дойдет, что на что множить! Так нет, произведение давал в лет. Не говоря уже про суммы чисел.

– Степаныч, помножь 12 на 150!

– 1800. Тебе зачем? – в занудстве ему не откажешь.

– Сахар на взвод получать надо.

– Тогда 2000! – вот это в нем было. Если для своих – сладенькое, то побольше. Если для чужих – поменьше. Хоть пересчитывай после него.

Ближе к вечеру я составлял списки всего личного состава части. За моей спиной стоял Храп. Не тот, что храпит, а фамилия у парня такая. Стоит молча и смотрит. Прямо над душой стоит, на нервы действует. Я молчу. Привык, что работать всегда приходилось не в отдельном купе, как начальник штаба с картами и бумагами, а на людях. Рядом всегда кто-то пишет, офицеры спорят, телефонисты в свою морзянку играют. Молчу и пишу. Вдруг слышу:

– Ты обратил внимание, что в нашем взводе все имена кроме твоего и командирского на букву «А» начинаются? – вот наблюдательности Храпу хватало на всех. Он и по звездам умел читать, и в досках теплушки видел узоры, мог птицам подражать, много чего знал и повидал за свои двадцать лет. Был в Москве и Ленинграде, ездил во Владивосток, спускался на байдарке по бурным рекам. Больше всего любил ходить по музеям. Как начнет рассказывать о своих поездках, как будто по книжке читает.

– Ага, – отвечаю. – Мне уже телефонисты об этом говорили.

– Однообразие облегчает нам жизнь, но делает ее скучной, – философски заметил он.

– Ты так на Ази похож. Тоже кого-то цитируешь.

– Это я свои наблюдения тебе говорю. Я же не просто смотрю, а выводы пытаюсь всегда сделать. Согласись, интересно, как только дело к нашему взводу подходит в твоей писанине, ты сразу всем букву «А» пишешь, и готово дело!

– Ага. – Мне очень хотелось быстрее разобраться со списками и успеть на ужин. Сегодня обещали мою любимую гречку. И зачем человек спешит, если не знает, что его ждет впереди?

После ужина меня поставили ответственным за тепло в вагоне. Работа не сложная, знай, подбрасывай уголь в буржуйку. Если сэкономил в обед горбушку хлеба, то можно поджарить и похрустеть. Компанию мне составил Автондил. Для наших мест грузин был диковинкой. И на всю часть он был один. К тому же характерный, с орлиным носом, черными глазами и волосами. У него были тонкие «музыкальные» пальцы, как говорил Ашот, и блокнот в кармане. Он сидел рядом и рисовал карандашом в своем блокнотике. Медленно, старательно он делал наброски нашего «прифронтового пути» – так он называл свои картинки. Мне было трудно понять, хорошо он рисует или плохо. Как-то к живописи я относился равнодушно. К тому же целыми днями сам что-то писал, писал. На бумагу смотреть было тошно. Авто, так его чаще называли ребята, до войны ходил в рисовальный кружок, ему нравилось, когда на чистом листе бумаги появлялись картинки, сделанные своими руками. Когда-то в мирной жизни у него даже выставка своя была. Он там приз получил – набор карандашей. Они почти все списались, но парочка еще затачивалась регулярно, и он рисовал в любую свободную минуту. Достанет блокнотик, проведет линии-штришки и опять его спрячет.

Остальные ребята взвода сидели на нарах и беседовали с командиром. Иногда там радовался чей-то смех, порой шепот Андрея, уверенный голос Антона.

Через некоторое время к нам подсел Ашот, который всегда старался быть рядом с Авто. «Мы с Кавказа!» – как обычно заявил

он, чувствуя поддержку рядом с крепким и сильным земляком. Сам Ашот был мелким, худым, с редкими рыжими волосами. Занимая правый фланг самым первым на построении взвода, роты или всей части, он никогда не ошибался. Этого армянина можно было бы называть по росту сыном полка, если бы не густая щетина, которая у него росла как мох на пне. Сравнение с пнем тоже не случайное. Простоват был Ашот. Когда-то в детстве ему на голову упало что-то тяжелое, взгляд окосел, сотрясение мозга было приличным. Его пытались лечить, но безрезультатно. Тугодумость, внезапный уход в себя были свойственны его характеру. При этом его замечательный голос, знание множества песен совсем не вязались с внешностью кавказского чурбачка. Так его порой называли ребята из-за фамилии, которую переиначивали как Деревочурбан.

– Брат, не толкай, да! Выдыш рысую.

– Это огонь? Красиво… Как настоящий. – Авто в темноте ночи, наверное, покраснел от комплимента Ашота. Но рисование продолжал.

– Ара, лучше спой, да! Вот ты поешь красыво. – Ашот не стал ждать повторную просьбу и тихонько запел. Интересно, что говорил он отлично по-русски, а пел в основном по-армянски. Слов никто из нас не понимал, но мелодии и тембр его голоса всегда трогали слушателей. Иногда он пел целые оперные арии по-итальянски, пытался и сам сочинять музыку. Очень мне нравилась его строевая:

Парни в форме цвета хакивыпив норму – жаждут драки,но на службе драют траки,поднимают в небо Яки.Систематически…Распускают про них враките, кто ненавидит хаки.Их метелят, залив баки,при погонах цвета хаки.Эпизодически…Тем, кто любит парней в хаки,они дарят розы, макии всегда в любви-атакепобеждают парни в хаки.Периодически…Если выкинут нунчакии наденут свои фракистанут преданней собакиНаши парни в форме хаки.Теоретически…За страну свою воякиПозабыв про пиво, ракиПасть порвут, и гадам всякимКрест поставят цвета хакиЭто практически!

Мы сидели у огня и под песню Ашота наслаждались спокойствием вечера, мерным стуком колес, потрескиванием дров в печке и даже не представляли себе того, что нас ждет впереди. Выживем ли? Удастся сразиться с врагом? Страшно ли на войне? Когда попадем на фронт? У каждого были свои вполне понятные мысли, которыми мы не раз делились друг с другом в этой поездке.

– О чем мечтаем? Что носы повесили, землячки с Кавказа? – голос Адика прозвучал над моим ухом совсем неожиданно. Он всегда говорил четко, внятно и уверенно, как диктор на радио. – Доставай бумагу, Борька. Твой каллиграфический почерк будет в эту минуту востребован всем нашим личным составом!