Булавин (СИ, ч.1-2)
Шрифт:
– Молчать!
– оборвал его Кондрат. На миг тишина накрыла площадь, и отец, посмотрев на негодующего священника, сказал: - Нет, не православный ты, а пес! Ты и такие как ты, продали веру христианскую латинянам и идете у них на поводу! И не за веру ты с епископом своим ратуешь, а за деньги, которые по моему приказу казаки из монастырских сокровищниц выгребают!
– Проклинаю...!
Монах вновь хотел перехватить речь, но Булавин его слушать не стал и, кивнув на монахов крепким молодцам Лоскута, скомандовал:
–
Лоскутовцы действовали быстро и сноровисто. Они сбили монахов, которые все как на подбор были крепкими дядьками, лет до сорока, наземь. Затем связали их и поволокли в поруб. Люди стали расходиться и, в основном, все поддерживали войскового атамана, хотя несколько человек "божьих людей" пожалели. Впрочем, открытого недовольства не было, и ладно.
– Жестко у вас, - сказал Левка.
– Бывает.
– А что, правду дядька Кондрат сказал, что монахи за деньги на него озлились?
– И за деньги тоже. По приказу отца со всех донских церквей и монастырей больше двадцати тысяч рублей собрали, и армии, которые вперед идут, помимо воеводского добра еще и церковное прибирают.
– Это, какие же деньжищи...
– Немалые.
– И зачем атаману столько?
– Армию содержать, само собой. На той неделе указ приняли, чтобы каждый казак или крестьянин, кто в войске сражается, получал два рубля и пять алтын на содержание себя и своей семьи.
Левка окинул взглядом опустевшую площадь, поправил свой кожух, и кивнул на войсковую избу:
– Ну, что, пойдем?
– Пошли.
Россия. Новохоперск. 25.10.1707.
Семен Драный открыл глаза и потрескавшимися губами прошептал:
– Пить...
Тут же появился ковшик с теплой водой и уперся краешком ему в зубы. Степан сделал несколько судорожных глотков и опять провалился в полузабытье. В этом пограничном состоянии между сном и явью ему вспомнилось все, что произошло за минувшие дни с ним и его армией.
Границу Войска Донского отряды Пятой армии пересекли без всяческих помех и нестройными колоннами двинулись по осенней распутице вверх по Хопру. Всего за неделю были взяты несколько острогов и городков, и окрыленные зажигательными речами Степана о воле, крестьяне толпами вступали в его армию. Походный атаман Пятой армии смотрел на все это и сердце его радовалось. Наконец-то, люди идут за ним, и он верил, что с такими людьми, можно дойти до самой Москвы и царского престола, на котором сидит тиран. И так продолжалось до позавчерашнего дня, когда его войско подошло к Новохоперску.
Возле небольшого укрепленного городка восставших уже ждали царские полки под командованием полковника Иртеньева. У Семена было двенадцать тысяч пеших
Как полковник Иртеньев и предполагал, Степан кинулся на стоящие под стенами солдатские полки в лоб. Но крестьяне есть крестьяне и даже необученные солдаты Давыдова и Неклюдова смогли их сначала остановить, а затем при поддержке драгун погнать обратно. В тот день Пятая армия потеряла почти четыре тысячи человек и знамя, а сам Степан, при попытке остановить бегство своих воинов, был тяжко ранен. Так бы и сгинуть ему на том несчастливом грязевом поле, под дождем и копытами лошадей, но сын Михаил отца не бросил и все-таки вытащил его в безопасное место.
Походный атаман снова очнулся, открыл глаза, увидел над собой голову сына и спросил:
– Где мы? Где все?
– Село Ольховка, пятнадцать верст от Новохоперска. Здесь собрались те из наших, кто не сбежал. Командиры тысяч сейчас на улице. Власть делят.
– Позови их сюда...
– прохрипел Степан.
Михаил выметнулся за дверь и через несколько минут, пять крестьянских вожаков и три казака, недобро смотрящие друг на друга, стояли в комнате.
Походный атаман с трудом приподнялся на локте и, глядя на своих командиров, спросил:
– Сколько людей осталось?
За всех ответил Андрей Мечетин, неприметно стоящий позади командиров и числившийся личным наблюдателем войскового атамана при Пятой армии:
– Крестьян три с половиной тысячи и казаков одиннадцать сотен. Пушки и знамя достались врагам.
Степан упал на лавку, пару минут помолчал и, наконец, сказал:
– Приказываю, знамя отбить, а вместо себя, походным атаманом назначаю Мечетина.
Не смотря на тяжкое состояние Драного, крестьянские вожаки громкими криками выразили свое возмущение подобным приказом, да и казаки из голутвенных, были явно недовольны. Однако раненный нашел в себе силы еще раз приподняться и прокричал:
– Тихо, собачьи дети! Не смогли своих людей к бою подготовить, а теперь кричите как бабы на базаре. Слушать мой приказ, а кто не согласен, тот в Черкасске перед людьми Лоскута ответ держать будет. Исполнять!
Обессиленный такой речью, Степан Драный опять провалился в беспамятство, а Андрей Мечетин, неожиданно для себя ставший новым походным атаманом, вывел всех командиров на двор.