Бульдог. Хватка
Шрифт:
Как ни странно, но лошади с легкостью подчинились новому вознице. Стоило только потянуть вожжами вправо, и тройка пошла в плавный разворот. Описала дугу. Ага. А вот и след, оставленный санями. Вот по нему, значится, и поедем.
– Не хочу-у!!!
Едва осознав, что происходит, парнишка дернулся и вознамерился выскочить из саней, но Буров вцепился в него, как в последнюю надежду, как утопающий за соломинку. Сергей Иванович знал точно: выскочи молодой Петр, упусти он его, и ничего не будет. Ему дали один-единственный шанс, и он сейчас находится
Не смог. Бурову отчего-то стало стыдно и противно. Он хочет жить, он готов терпеть, страдать, бороться, что-то доказывать себе и остальным. Он ко всему этому готов. А вот этот напуганный мальчик – нет. Сергей остановил лошадей. Отпустил Петра, но против ожиданий тот не убежал, а внимательно смотрел на странного мужчину, который, неловко перевалившись, выбрался из саней.
– Прости меня, мальчик. Правильно молва говорит – на чужих плечах в рай не въедешь. Езжай своей дорогой. С Богом.
– А ты?
– Не знаю. Как Господь повелит, так и будет. Хотя особо верующим я никогда не был. Так что, может, и позабудет обо мне, оставив в этих местах.
– Поехали со мной.
– Нет.
– Почему? Ведь там хорошо. Там не может быть плохо.
– Скорее всего ты прав. Но если я поеду с тобой к твоей сестре, то обратной дороги мне уже не будет, а здесь… Здесь возможно все. Даже если придется ждать слишком долго, здесь есть надежда.
– Но там все плохо. Там предательство, интриги, боль. Там все лгут. Что там хорошего?
– То, чего нет ни в раю, ни в аду. То, что длится не вечность, а краткий миг. Там жизнь, парень. Там боль, там кровь, там грязь и смрад. Но только там мы живем по-настоящему и узнаем себе цену. А рай или ад – это уже итог. Это вечность. Это то, чего ты заслуживаешь за деяния свои. Но свершить их ты можешь только будучи живым.
– Меня там все только предавали, лебезили, пресмыкались, а сами за спиной делали то, что им было угодно. А то и вовсе заставляли делать то, чего я не хотел. Все до единого.
– Разве не было того, кто был бы тебе верен, кто любил бы тебя от чистого сердца?
– Только Наталия.
– Сестрица?
– Она.
– Сколько тебе лет?
– Четырнадцать.
– Эх, молодость. Ты еще ничего не видел, парень. Тебе просто не повезло повстречать тех, кто по-настоящему тебя полюбит и никогда не предаст.
– А ты? Если бы ты поехал со мной? Ты бы меня не предал?
– Нет, парень.
– Мне так многие говорили, но все врали.
– Может, им ты дал не так много. Как можно предать того, кто подарил тебе второй шанс на жизнь? Может, такие и есть, но это не про меня.
– И я должен тебе верить?
– А ты веришь, что если бы я не остановился, то мы непременно вернулись бы к тебе?
Парнишка задумался. Меж бровей пролегла столь неестественно выглядящая на таком молодом лице морщинка. Губы сжались в тонкую линию. Он словно прислушался к своим ощущениям.
– Верю.
– Но я этого
– Садись, – вдруг решительно произнес Петр после продолжительного раздумья.
– Я не поеду к твоей сестре, парень, – медленно покачал головой Буров.
– А мы не к сестре. Садись, пока не передумал.
Буров быстро забрался в сани и устроился рядом с молодым императором. Жаль, не его мерс, ноги не вытянуть. Ну да ничего, как-нибудь.
– Держи. – Петр протянул ему вожжи, предлагая править.
– Нет, парень. Решение твое, тебе и вожжи в руки.
– Я боюсь, что отверну.
– Решать тебе.
– Ты правда не предашь?
– Ни за что.
– Господи, спаси и помилуй! – Парнишка истово перекрестился, как могут только верящие искренне, всем сердцем и душой. – Н-но, залетные!!!
Лошади пошли разом и очень быстро набрали скорость. Студеный ветер обдал тело, с легкостью забираясь под одежду и заставляя ежиться. Буров глянул на Петра. Как видно, и тому сейчас было холодно, но вид решительный. Упрям. Не отвернет…
– Я все вспомнил, – глядя в одному ему ведомую точку, задумчиво произнес Петр.
«Я догадался», – с легкой ехидцей произнес Буров.
– Твоя работа?
«А ты как думаешь? Моя, конечно. А то как бы я тебе образы разных машин передавал бы, словами всего не расскажешь. Надеюсь, теперь понимаешь, отчего я не стал тебя подменять собой?»
– Теперь понимаю. Хотя сомневаюсь, сумел бы я двадцать лет прятаться по задворкам.
«Тебе труднее, потому как ты император, – с показной важностью произнес Буров, – а мы так, мышки серые».
– Зачем ты так, Сергей Иванович. Да я тебе куда больше обязан, потому как это ты меня к жизни вернул.
«В тот момент ты вернуться к жизни мог, я же только пристяжным, и никак иначе. Так что кто кому обязан – это вопрос. А потому давай-ка оставим эту тему».
– Как скажешь. А жаль все же, что ты не можешь мне подсказать выход. Признаться, я сейчас нахожусь в довольно щекотливом положении…
Угу. Знал Буров об этом положении. Но и помочь ничем не мог. Не сказать, что он был в школе двоечником, но, признаться, помнил не так чтобы и много. Где-то в эти годы должна состояться Семилетняя война, которую многие историки назовут «первой мировой войной». Но вот причины, предпосылки, расстановка сил, кто с кем был в союзе – этого Буров не помнил.