Булгаков
Шрифт:
«Бахтин (Петрову). Ну, прощай! Очень скоро ты придешь за мною…
Петров. Что ты делаешь?!
Бахтин (стреляет себе в висок, падает, вдали послышалась гармони…)…» Слова «гармоника» Иван Васильевич не дал Максудову дочитать, предложив, чтобы герой не застрелился, а закололся кинжалом, как средневековый рыцарь, хотя, как справедливо замечает Максудов:
«…Дело происходит в гражданскую войну… Кинжалы уже не применялись…» Здесь концентрированно воспроизведен не только предсмертный диалог Алексея Турбина с Николкой, но и диалог Хлудова с тенью Крапилина из «Бега», и вечный спор, который во сне ведет Понтий Пилат с Иешуа Га-Ноцри в «Мастере и Маргарите». То, что в «Черном снеге» Бахтин предсказывает скорую смерть своему собеседнику и продолжение в ином мире какого-то важного их диалога, не волнует Ивана Васильевича, ставшего пленником собственной системы и озабоченного лишь тем, как бы поэффектнее поставить сцену самоубийства. Булгаков и М. М. Бахтин не были лично знакомы, но позднейшие бахтинские теории мениппеи как некоего универсального жанра и принципа «карнавализации действительности» прекрасно приложимы и к Т. р., и к «Мастеру и Маргарите». Если для Станиславского (и для Ивана Васильевича) театр — это храм и даже храм-мастерская, причем себя он видит в этом храме неким верховным божеством, то для Булгакова (и Максудова), театр — не только храм и мастерская, но и балаган. Трагикомическое внутри театральной кухни запечатлено
В дневнике Е. С. Булгаковой в записи от 11 апреля 1935 г. сохранился колоритный рассказ О. С. Бокшанской об одном комическом случае с участием В. И. Немировича-Данченко и К. С. Станиславского:
«Из Олиных рассказов:
У К. С. и Немировича созрела мысль исключить филиал из Художественного театра, помещение взять под один из двух их оперных театров, а часть труппы уволить и изгнать в окраинный театр, причем Вл. Ив. сказал:
— У Симонова монастыря воздух даже лучше… Правда, им нужен автомобильный транспорт…
Но старики никак не могут встретиться вместе, чтобы обсудить этот проект.
К. С. позвонил Оле:
— Пусть Владимир Иванович позвонит ко мне.
Оля — Вл. Ив-чу. Тот:
— Я не хочу говорить с ним по телефону, он меня замучает.
Я лучше к нему заеду… тринадцатого, хотя бы.
Оля-К. С.'у.:
— Я не могу принять его тринадцатого, раз что у меня тринадцатое выходной день. Мне доктор не позволяет даже по телефону говорить.
Вл. Ив. — Оле: — Я могу придти шестнадцатого.
Оля — К. С.'у.
К. С, — Жена моя, Маруся, бол
ьна, она должна разгуливать по комнатам, я не могу ее выгнать.
Вл. Ив. — Оле: — Я приеду только на пятнадцать минут.
К. С. — Оле: — Ну, хорошо, я выгоню Марусю, пусть приезжает.
Вл. Ив. — Оле: — Я к нему не поеду, я его не хочу видеть. Я ему письмо напишу.
Потом через два часа Вл. Ив. звонит:
— Я письма не буду писать, а то он скажет, что я жулик, и ни одному слову верить все равно не будет. Просто позвоните к нему и скажите, что я шестнадцатого занят.
Объясняется это последнее тем, что старики (Леонидов, Качалов и Москвин) страшно возмутились и заявили протест против такого отношения к актерам. И Вл. Ив. сдал все свои позиции».
В Т. р. два директора Независимого театра Иван Васильевич и Аристарх Пла-тонович (последний, как и В. И. Немирович-Данченко, чаще всего пребывает за границей), «поссорились в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году и с тех пор не встречаются, не говорят друг с другом даже по телефону». Булгаков не простил обоим руководителям МХАТа отказа бороться за «Кабалу святош» после зубодробильной статьи в «Правде» в марте 1936 г., не забыл и многолетних мытарств с репетициями пьесы. Поэтому Т. р. содержит довольно злые шаржи на Станиславского и Немировича-Данченко, равно как и на многих других сотрудников Художественного театра.
В записи В. Я. Лакшина сохранился рассказ Е. С. Булгаковой о предполагавшемся окончании Т. р.: «Роман должен был двигаться дальше примерно по такой канве: драматург Максудов, видя, что его отношения с одним из директоров Независимого Театра — Иваном Васильевичем — зашли в тупик, как манны небесной ожидает возвращения из поездки в Индию второго директора — Аристарха Платоновича. Тот вскоре приезжает, и Максудов знакомится с ним в театре на его лекции о заграничной поездке (эту лекцию Булгаков уже держал в голове и изображал оратора и слушателей в лицах необычайно смешно)… К огорчению, драматург убеждается, что приезд Аристарха Платоновича ничего не изменит в судьбе его пьесы — а он столько надежд возлагал на его заступничество! В последней незаконченной главе Максудов знакомится с молодой женщиной из производственного цеха, художницей Авророй Госье. У нее низкий грудной голос, она нравится ему. Бомбардов уговаривает его жениться (поэтому глава, на которой прервалась работа над романом, называется «Удачная женитьба». — Б. С.). Но вскоре она умирает от чахотки. Между тем спектакль по пьесе Максудова, претерпевший на репетициях множество превращений и перемен, близится к премьере… Булгаков хотел изобразить взвинченную, нервозную обстановку первого представления, стычки в зале и за кулисами врагов и почитателей дебютанта. И вот премьера позади. Пренебрежительные, оскорбительные отзывы театральной прессы глубоко ранят Максудова. На него накатывает острый приступ меланхолии, нежелания жить. Он едет в город своей юности (тут Булгаков руки потирал в предвкушении удовольствия — так хотелось ему еще раз написать о Киеве). Простившись с городом, герой бросается головой вниз с Цепного моста, оставляя письмо, которым начат роман…» Подчеркнем, что Цепного моста в Киеве в момент создания Т. р. давно уже не было. Еще в фельетоне «Киев-город» (1923) Булгаков отмечал, что в 1920 г. при отступлении из города поляки «вздумали щегольнуть своими подрывными средствами и разбили три моста через Днепр, причем Цепной — вдребезги». Поэтому судьба героя Т. р. столь же двойственна, как и Мастера в «Мастере и Маргарите». По крайней мере, те читатели и слушатели, которые хорошо знали Киев, должны были подумать, что Максудов не мог броситься в воду с не существующего в природе моста и, следовательно, сообщение о его самоубийстве в обрамляющем рассказе автора не более достоверно, чем утверждение, что «самоубийца никакого отношения ни к драматургии, ни к театрам никогда в жизни не имел…»
«ТОРГОВЫЙ РЕНЕССАНС», фельетон, имеющий подзаголовок «(Москва в начале 1922-го года)». При жизни Булгакова не публиковался. Впервые: Социологические исследования, М., 1988, № 1. Т. р. написан 13 января 1922 г. (в рукописи датирован следующим, 14-м числом) и в тот же день отправлен сестре Наде в Киев. В сопроводительном письме Булгаков просил: «…Посылаю тебе корреспонденцию «Торговый ренессанс». Я надеюсь, что ты не откажешь (взамен и я постараюсь быть полезным тебе в Москве) отправиться в любую из киевских газет по твоему вкусу (предпочтительно большую ежедневную) и предложить ее срочно». Писатель рассчитывал, если Т. р. и его автором заинтересуются редакции, стать постоянным корреспондентом киевских газет в Москве и тем самым на какое-то время добыть себе средства к существованию. Срочность с публикацией Т. р. диктовалась тем обстоятельством, что московская газета «Торгово-Промышленный Вестник», где работал Булгаков, обанкротилась, о чем он с тревогой сообщал сестре в том же письме. Т. р. напечатан не был, поскольку в Киеве газеты находились в столь же бедственном положении, как и в Москве, а имя автора фельетона еще не было известно в журналистских кругах. Т. р. — первое произведение, созданное Булгаковым в Москве. В нем отразились ростки нэпа в московской жизни. Характерно, что здесь писатель единственный раз употребил первоначально принятое сокращение «НЭПо» (новая экономическая политика), вскоре замененное на привычный для нас нэп. В Т. р. Булгаков приветствовал постепенное возрождение свободной торговли, подавленной при военном коммунизме: «До поздней ночи шевелится, покупает и продает, ест и пьет за столиками народ, живущий в невиданном еще никогда торгово-красном Китай-городе», хотя и сетовал на дороговизну.
ТРОЦКИЙ (настоящая фамилия Бронштейн). Лев (Лейба) Давидович (1879–1940), советский государственный, партийный
– главный организатор и руководитель Красной Армии в 1918–1925 гг. Как член Политбюро в 1917 и 1919–1926 гг. и как один из ведущих деятелей правительства являлся активным проводником политики красного террора, осуществлявшейся советским руководством в 1918–1920 гг. С начала 20-х годов вел борьбу с И. В. Сталиным за власть в партии и государстве, но потерпел поражение и в 1927 г. был исключен из ВКП(б). В начале 1928 г. Т. сослали в г. Алма-Ата (ныне Казахстан), а в январе 1929 г. изгнали из СССР. В 1929–1933 гг. Т. жил на Принцевых островах в Турции вблизи Стамбула, в 1933–1935 гг. — во Франции, в 1935–1936 гг. — в Норвегии, а с января 1937 г. — в Мексике, на вилле в пригороде Мехико Койоакане. Занимался активной публицистической деятельностью, направленной против Сталина и других руководителей советской компартии и государства и их сторонников в компартиях других стран, поддерживал связи со своими соратниками в СССР и в международном коммунистическом движении. 20 августа 1940 г. смертельно ранен ударом ледоруба в затылок агентом НКВД испанцем Рамоном Меркадером, умер 21 августа 1940 г. от последствий ранения. Похоронен в Койоакане, где на вилле создан его музей.
Т.
– автор большого числа публицистических работ, в том числе двухтомной художественной автобиографии «Моя жизнь» (1930), а также книг «Уроки Октября» (1924), «Литература и революция» (1923), двухтомной политической биографии «Сталин» (1940), трехтомника «Как вооружалась революция» (1923–1925) и др. Общий объем публицистического наследия Т. превышает 80 томов.
Булгакова привлекала незаурядная личность Т.
– главного военного вождя большевиков во время гражданской войны, против которых будущему автору «Белой гвардии» довелось воевать несколько месяцев в качестве военного врача Вооруженных сил Юга России на Северном Кавказе. В дневнике «Под пятой» писатель откликнулся на временное отстранение Т. по болезни от исполнения должностных обязанностей, расценив это как поражение председателя Реввоенсовета в борьбе за власть. 8 января 1924 г. публикацию в газетах соответствующего бюллетеня Булгаков прокомментировал однозначно: «Итак, 8-го января 1924 г. Троцкого выставили. Что будет с Россией, знает один Бог. Пусть он ей поможет». Очевидно, он считал победу Т. меньшим злом по сравнению с приходом к власти Сталина и тесно блокировавшихся с ним в тот период Г. Е. Зиновьева (Радомышельского-Апфельбаума) (1883–1936) и Л. Б. Каменева (Розенфельда) (1883–1936), женатого, кстати сказать, на сестре Т. Ольге. Вместе с тем писатель не разделял распространенного мнения, что столкновение Т. с остальными членами Политбюро может привести к вооруженному противоборству и массовым беспорядкам. В записи, сделанной в ночь с 20 на 21 декабря 1924 г., Булгаков назвал самым главным событием последних двух месяцев «раскол в партии, вызванный книгой Троцкого «Уроки Октября», дружное нападение на него всех главарей партии во главе с Зиновьевым, ссылка Троцкого под предлогом болезни на юг и после этого затишье. Надежды белой эмиграции и внутренних контрреволюционеров на то, что история с троцкизмом и ленинизмом приведет к кровавым столкновениям или перевороту внутри партии, конечно, как я и предполагал, не оправдались. Троцкого съели, и больше ничего. Анекдот:
— Лев Давидыч, как ваше здоровье?
— Не знаю, я еще не читал сегодняшних газет. (Намек на бюллетень о его здоровье, составленный в совершенно смехотворных тонах)». Следует отметить что и в анекдоте, и в основном тексте записи есть некоторое сочувствие Т. Противники председателя Реввоенсовета названы «главарями», которые «съели» своего товарища по партии.
В ранней редакции пьесы «Дни Турбиных», создававшейся в 1925 г., Мышлаевский посреди застолья предлагает выпить за здоровье Т., потому что он «симпатичный», а в финале вполне трезво говорит: «Троцкий. Великолепная личность. Очень рад. Я бы с ним познакомился и корпусным командиром назначил бы…» Премьера «Дней Турбиных» происходила в октябре 1926 г., когда Т. уже официально оказался в опале, и всякое упоминание его имени в положительном контексте в мхатовской пьесе оказалось невозможным. Для Булгакова Т.
– противник, но противник во многом достойный уважения. Не исключено, что писателю довелось слышать выступление Т. в Киеве летом 1919 г. Знаменитый хореограф Серж Лифарь (1905–1986), учившийся тогда в Киевской школе младших командиров, описал эту речь и события с ней, связанные, в «Мемуарах Икара» (1983): «Неожиданно объявили о прибытии в Киев пресловутого «Красного Наполеона» — Троцкого, знаменитого изобретателя «перманентной революции». На площади Софийского собора он намеревался выступить с пространной речью перед молодыми курсантами Красной Армии, с тем чтобы воодушевить их и мобилизовать все силы на борьбу с белыми.