Булгаковиада
Шрифт:
Тайная тревога, а может быть, и боль Виталия Яковлевича была в том, что несведущим могло показаться, будто они с Марковым толкали Булгакова на трудный, бесплодный и даже опасный путь. Между тем такого пути для Михаила Афанасьевича не существовало, да и они с Павлом Александровичем думали только о творчестве. Булгаков не умел писать плоско и плохо, а отношения с тираном составляли тяжелую часть внутренней жизни писателя.
И правда, поддерживал Виленкина артист Р., у Булгакова мог возникнуть масштабный и глубокий образ властителя наподобие Юлия Цезаря, Генриха IV, Ричарда III, наконец!.. Сталин потому и остановил работу над «Батумом», что побоялся приближения к своим убийственным тайнам!.. Не только Булгаков, но и Пастернак пытался заглянуть в эту мрачную бездну. Недаром же он хотел поговорить с «пастырем» «о жизни и смерти». Разве осмыслить и запечатлеть – это не задача для художника?..
И, находя понимание в артисте Р., Виталий Яковлевич доставал из буфета графинчик и звал его к столу…
19 октября, в день Лицейской годовщины, Е.И. Чесноков высылает М.А. Булгакову еще 700 рублей.
Письмо
ЦГАЛИ, ф. 268, оп. 1, ед. хр. 63.
27 октября 1931 г., Москва.
Уважаемый Евгений Иванович!
1) Сообщаю БДТ, что «Мольер» получил литеру «Б» [виза ГРК от 25.X.31 г. за прежним № 2029/н имеется на моем цензурованном экземпляре].
2) Прошу Вас в пункт 2-й нашего договора на «Мольера» после слов «до какого времени автор обязуется не издавать ее» внести слова «в СССР».
Мне нужно это для охраны пьесы за границей. Прошу Вас поправку эту, соответствующим образом оговоренную и подписанную, прислать мне в спешном письме.
3) Прошу БДТ не выдавать без моего разрешения для чтения каким-либо лицам вне БДТ экземпляр «Мольера», т. е. прошу помочь мне охранить «Мольера» от списывания и утечки.
4) Собираюсь в Ленинград, но не знаю, когда удастся это – полагаю в середине ноября.
5) Вы, Евгений Иванович, забыли у меня свои калоши!
Жду срочного ответа. Привет театру.
М. Булгаков. Б. Пироговская, 35а, кв. 6Письмо – карандашом?
Это кажется странным, но в этом – правда времени…
Вот что писал Михаил Афанасьевич Попову по поводу бумаги и чернил: «…убили Вы меня своей бумагой, на которой пишете. Ай, хороша бумага! И вот, извольте видеть, на какой Вам приходится отвечать! Да еще карандашом. Чернила у меня совершенно несносные» [13] .ЦГАЛИ, ф. 268, оп. 1, ед. хр. 63, № 1915. 4 ноября 1931 г.
Многоуважаемый Михаил Афанасьевич!
Извините, что не писал. Каждый день собирался, но, очевидно, нужен был стимул в виде Вашего письма, чтобы привести свое намерение в исполнение. С удовольствием исполняю Вашу просьбу относительно договора, шлю Вам его в приличном виде, а не написанным моим бездарным почерком. Один экземпляр соблаговолите, подписав, выслать в театр, а старый договор уничтожьте [14] …Если стиль – это человек, то Е.И. Чесноков со своим «соблаговолите» и интеллигентной самоинвективой по поводу «бездарного почерка» производит безусловно приятное впечатление.
Очевидно, Булгаков его послушался и рукописный вариант упразднил…
Итак, Михаил Афанасьевич настолько кардинально выправил договор, что в Москве Чеснокову пришлось переписывать его от руки… Причем дважды: для театра и автора…
Ундервуда в квартире уже не было, а без договора пом. директора возвращаться права не имел, торопился…Д.М. Шварц, ссылаясь на П.А. Маркова, не раз утверждала, что в борьбе за лидерство завлит-патриот обязан идти на все, не считаясь со средствами. В доказательство она приводила случай, когда завлит Центрального театра Советской армии, X, известный как мужчина, завел роман с завлитом другого московского театра, Y, известной как женщина, отчего экземпляр пьесы А. Штейна «Океан» и право первой постановки в Москве перешло к Театру Советской армии…
Теперь наши новости: ставит «Мольера» наш главный режиссер К.К. Тверской, художник М.З. Левин, Мольера играет Н.Ф. Монахов, Бутона – В.Я. Софронов, Людовика — [Л.А.] Кровицкий. Напишу подробнее о распределении в ближайшие дни. 5-го сего ноября «Мольер» читается на репертуарно-производственном секторе нашего худ. – полит. Совета. Напишите, уважаемый Михаил Афанасьевич, когда собираетесь к нам в Ленинград. Нужно бы использовать Ваш приезд для зачитки «Мольера» на более широкой аудитории. Пока всего хорошего. Пишите. Поздравляю с литерой «Б».
Привет Любови Евгеньевне.
Уважающий Вас [Чесноков]Окончательно выправленный и перепечатанный в театре договор выглядит как образец и для директоров, и для авторов.
Пушкинский дом, ф. 369, № 163.
Договор [15] …
1931 года, октября «12» дня, мы, нижеподписавшиеся: Дирекция Ленинградского Государственного Большого Драматического театра в лице помощника директора Чеснок ова Евгения Ивановича, именуемая в дальнейшем «Дирекция», с одной стороны, и Булгаков Михаил Афанасьевич, именуемый в дальнейшем «Автор», с другой стороны, заключили между собой настоящий договор о нижеследующем.
1. Автор предоставляет Дирекции монопольное право постановки и публичного исполнения на сцене ГБДТ и других сценах в городе Ленинграде драматургического произведения своего под названием «Мольер» в 4 (четырех) актах.
2. Дирекция обязуется осуществить постановку пьесы, указанной в п. 1 сего договора, начиная с сего числа в срок до 1 ноября 1932
3. За предоставленное в п. 1 сего договора право постановки пьесы «Мольер» Дирекция уплачивает Автору при подписании сего договора 1200 (одну тысячу двести) рублей.
4. Помимо суммы, указанной в п. 3 сего договора, Дирекция уплачивает авторский гонорар за публичное исполнение пьесы в размере, установленном законом с фактических, за вычетом налогов, сборов.
5. Экземпляр пьесы, скрепленный своею подписью, автор передает Дирекции при подписании сего договора.
6. Автор обязуется никакому другому театру в городе Ленинграде пьесу «Мольер» для постановки не давать и постановки ее не разрешать в течение того времени, пока пьеса «Мольер» идет в ГБДТ.
7. Указанные в п. 3 сего договора деньги в сумме одной тысячи двухсот рублей Дирекция обязуется перевести в адрес Автора телеграфом или каким-либо другим способом не позднее 20 октября с. г.
8. Юридические адреса сторон:
Дирекция – Ленинград, Фонтанка, д. 65;
Автор – Москва, Б. Пироговская, д. 35а, кв. 6.
9. Настоящий договор заключен в 2 (двух) экземплярах, из коих один хранится в делах Дирекции, а другой – у Автора…– Эдик, – сказал Р. Кочергину, – знаешь, в 1931 году художником «Мольера» должен был быть Левин Эм Зэ…
– Шикарный художник! – сказал Кочергин.
– Левин был конструктивистом, – убежденно сказал Изиль Заблудовский.
Изиль поступил в студию в 1944 году, тогда же был включен во вспомогательный состав и тайно отметил шестидесятилетие работы в БДТ.
У него единственная весь век жена Кира, по счастью, никогда не работавшая в театре, и двое самостоятельных сыновей. Старший – инженером-строителем в Америке, а младший – в популярном ансамбле «Секрет».
Никто лучше Заблудовского не знает даты рождения наших коллег, никто не осведомлен в истории искусств, как он. Живопись и рисунок ценит он, как настоящий знаток…
– Изиль, я не ошибаюсь, ты играл в «Мольере» Брата Силу, а Брата Верность – Толя Гаричев, да?..
– Да, – уверенно сказал Изиль и тут же добавил. – Впрочем, может быть, Брата Силу играл как раз Толя, а Брата Верность – я.
– Конечно, – сказал Р. – Одно из двух…
Толя Гаричев ушел из театра давно, ушел твердо уверенный в недооценке своего дарования и заслуг. В этом убеждении его постоянно поддерживала жена Инна. А потом она не прошла голосования на худсовете и должна была из театра уйти. Подробности процедуры из памяти артиста Р. как-то исчезли, и ему пришлось, как всегда, уточнять у Заблудовского.
Оказалось, что ежегодно пятая часть труппы проходила голосование. В течение пяти лет такой тест прошел весь состав. Большинство худсовета поднимало руку или отмечало бюллетень: нужен, не нужна…
За Инну голосовало меньшинство, и она оказалась вне театра.
Поговаривали, что Инна убеждала Толю в его гениальности, в том, что он равен одному Товстоногову, а себя считала актрисой не меньше Дорониной. И Гаричев стал говорить с Гогой на равных, а с другими – свысока. С кем, например?.. Например, с Заблудовским… И хотя Заблудовский – человек вполне демократичный, он не любил, когда с ним говорили свысока…
После разговора с Изилем Р. перечитал сцену «Кабалы», и ему показалось, что Брата Силу играл все-таки Гаричев, артист с низким голосом, лысый и коренастый, а Брата Верность – Заблудовский – высокий, худой, теноровый. Хотя Юрский мог пойти от противного и Брата Верность дать Толе, а Брата Силу – Изилю…Много лет Гаричев провел в гримерке «на троих» с Юрским и Басилашвили и всегда проявлял себя не только как артист, но и как художник. В свободное время он рисовал портреты, наброски, шаржи, а иногда даже на репетиции его можно было заметить с рисовальной тетрадью в руках.
Занимали его довольно часто. Вот и в «Розе и кресте» он уверенно сыграл роль Капеллана. А когда Толя ушел вслед за Инной, Р. ввел на роль Капеллана Мишу Данилова…
Потом Гаричева можно было встретить в садике напротив Александринки с мольбертом, тушью и альбомом рисунков.
Потом по сходной цене у него можно было купить талантливый эскиз аникушинского Пушкина или балерины в полете.
Лет за пять до своей смерти Инна с Толей неожиданно развелась, но продолжала жить в той же квартире на Анникова вместе с неженатым сыном.
И Толя всю жизнь любил одну ее…Что-то еще задело Р. в ответе Евгения Ивановича Чеснокова… Что-то еще… Ах да, калоши!..
Почему он ни слова не пишет Булгакову о судьбе собственных калош?..
Евгений Иванович, товарищ Чесноков, как же так?..
Неужели Вам безразлична судьба этой пары, забытой в прихожей Михаила Афанасьевича?.. Вернулась ли она к Вам?..
Не у кого спросить, вот беда!.. Разве только вопрос долетит до самого Чеснокова… Повышаю голос…
Так что же, Евгений Иванович, вернулись к Вам Ваши калоши?!
И если вернулись, каким путем?..
По железной дороге, с оказией?..
Или остались на всю осень, а то и на зиму в прихожей у Булгакова?..
И не казнила ли Вас жена за беспутную забывчивость?..
Как в Ленинграде жить без калош в дождливом октябре!..
И ведь, страшно подумать, но если они вдруг подошли по размеру и сам Михаил Афанасьевич обдуманно или по рассеянности надел их и прошел по мокрой Пироговке, что тогда?..
А тогда, дорогой Чесноков, они превратились в музейный экспонат и обессмертили Ваше имя и Ваши стопы!..
Обещаю, что, со своей стороны, стану неусыпно разыскивать ваши мокроступы, а найдя, начну ходатайствовать перед зав. музеем БДТ Вениамином Наумовичем Капланом о выставлении бессмертных калош непосредственно перед публикой и прямо под гоголевскою шинелью!..
Вот Вам, господа, гоголевская шинель, а вот булгаковские калоши!..