Булочка

Верховодко Марьяна

Я не была тогда в него влюблена, и он даже мне не нравился. Заинтересованность. Я всячески подавляла всякую симпатию и ни в коем случае не собиралась что-либо нежное к нему испытывать, так как это был санаторий и все чувства здесь превратились бы потом в боль. Мне было просто любопытно. Л был первым, кто так бесцеремонно ворвался в мой круг и заставил меня подчиниться. Да, я была очень заинтересована и изумлена: как ему это удалось, как он смог так быстро подобраться, кто он? Наверное, именно любопытство нас и влюбило.

С того же дня я запомнила один взгляд, который буду еще долго вспоминать. Мы шли с девочками в магазин (на тихом часу скучно было), он с компанией — из магазина. Я была прекрасна и выглядела ну очень милой. Пока мы шли друг к

другу, я почти на него не смотрела, смеялась, общалась и уперто делала вид, что не вижу их. Парни же всю дорогу с нас не сводили взгляда. Когда мы уже подошли вплотную и мне пришлось повернуть голову в их сторону, наши глаза встретились. Это было как в фильмах: луч солнца, взмах ресниц и ветерок в волосах. Его глаза полные восхищения и… я не знаю, как описать то чувство, что в них было. Но это был именно тот взгляд, о котором подсознательно мечтает каждая девушка и которого лишь единицы удостаиваются. Взгляда, от которого в груди заканчивается воздух.

Мы не сказали друг другу ни слова, просто кивнули головой и еле заметно улыбнулись. Как только мы разминулись, девушки восторженно мне зашептали, а парни стали одобрительно присвистывать ему. Ну точно, как в романтичных фильмах.

Через час он выловил меня (я всегда куда-то исчезала и ему вечно приходилось всех напрягать, чтобы нашли меня, или отправлять девочек, чтобы они меня позвали) и сделал мне подарок. Он подарил мне… помидор, мать его! До этого он постоянно шутил, что подарит мне его, но я не думала, что он всерьез это сделает! Я чуть не убила его этим помидором. Вот честно, каков нахал! И потом же полсмены ходил и ехидно интересовался, как там мой красный друг, используется или нет. Я так хотела ему этот помидор запихать в ж-ж… журнал с картинками, но нет! Этому помидору была уготована судьба быть ночью съеденным под хлебушек — однако каков был соблазн.

Он постоянно красиво меня стебал. Вот еще один немаловажный пунктик в списке, благодаря которому я не убила Л сразу. Вечером, на дискотеке во время медляка о нас заговорили уже и воспитатели (кто ж знал, что им не нравится, когда парочки целуются). Ох, много веселья из-за них у нас с ним было, сколько нам приходилось потом прятаться и каждый раз по началу выпускать друг друга из объятий. А сколько они подколов нам придумывали!.. Это ж столько подколов за раз даже мои друзья не генерируют. Но спустя время от наших вечных поисков они стали уставать, ведь это стало уже обыденностью, и воспитатели просто просили никуда больше не прятаться, быть чуть поскромнее, чтобы они могли немного закрывать глаза. Главная парочка, что с нас было взять.

В свободное время мы гуляли вдвоем по окраине озера и рассказывали истории из жизни; узнавали друг друга все лучше и лучше. Оказывается, у нас было очень много того, чем можно было поделиться. Я постоянно смеялась; ему тоже было удивительно комфортно со мной. Такие радушные у нас были беседы, что постепенно я начинала опасаться, вдруг у меня могут возникнуть к нему чувства, так как я начинала к нему привыкать, и этот индюк открывался мне все с более милой стороны.

Мы дурили, как могли. Когда я вытащила его в общество (надоедало мне постоянно быть наедине и потом по рассказам уже узнавать, что за треш творился в игровой), Л решил выпендриться и сыграть в карты: типа мастер, которому всегда везет и который всегда одерживает победу (ну-ну). Все игры, естественно, на желание. И догадайтесь, кто продул? Конечно же он! И наше желание было — дать девочкам накрасить его. Как душа пела, когда я мстила за помидор, рисуя ему стрелки, крася губы в красный и пудря носик. И не просто ж так, а суперстойкой косметикой, в несколько слоев и от всего сердца. И мицеллярную воду я строго-настрого запретила девочкам выдавать ему до вечера. Ах, какое блаженство! И какое было блаженство уже для него, когда он «случайно» заставил меня съесть всю его красную помаду и нам обоим пришлось ходить таким красивым и размазанным. Словно Джокер и Харли.

====== Глава 1/3 ======

На шестой день в санатории

пришёлся переломный момент в чувствах — осознание. В этот день одна из соседок по комнате (дурная Аня) ездила в город и привезла нам ром (не совсем дурная). Во время тихого часа мы хорошо так выпили, что означало «еще больше экшена»! Мы творили всякую дичь, но воспитатели не замечали нашего состояния (ума не приложу, как можно было не заметить!) и все было весело и безобидно. Я очень кстати забыла, что Л ненавидит пьяных девушек. Духа их не переносит.

Вот я вылетаю, такая, после тихого часа в холл, беспечно вешаюсь на него и обдаю перегаром. Я думала, он прикончит меня на месте. Его лицо демонстрировало смесь удивления, отвращения, злобы и заботы. Я не была дико пьяна, но вела себя крайне развязно, свободно. Никто не мог знать, что это что-то вроде игры. Мне просто была интересна его реакция; и в коем-то веке появился чудесный повод почудить, а после спихнуть всё на градус в крови. Так я сначала думала, когда ещё прекрасно контролировала ситуацию.

Л сразу же уволок меня в укромный угол, где пришлось долго объясняться. Картина получилась весьма комичная: язык у меня знатно заплетался, а энергия так и несла танцевать (ну, танцем, мне казались, эти непонятные движения). Он меня хорошенько, как отец непутевого сына, поругал, но не оттолкнул, как делал со всеми прежними девушками. Я была удивлена и довольна. Поступи он иначе в этот момент, как я думала, он и поступит — кто знает, как завершилась бы вся эта история.

Словно по заказу в этот же день сразу после тихого часа у нас был конкурс. Наша комната, пребывавшая навеселе, естественно, захотела поучаствовать. Если бы ни Л, который сидел и держал меня, я бы пошла участвовать; боюсь представить, чем это могло бы обернуться. Ни чем хорошим не могло, так как конкурсы, предлагаемые там, были явно под силу исключительно твердостоящим и трезводумающим. И так, все время мероприятия он пытался меня утихомирить, пытался (ключевое слово), чтобы я поспала, обнимал и не рычал сильно (повторюсь, он дико ненавидел пьяных девушек, обычно кидал всех их на произвол судьбы и никогда не нянчился с ними). Ему безумно хотелось треснуть мне, чтобы я заткнулась и не пыталась вырваться с намерением сотворить какую-нибудь хрень, но он держался. Ох, как он напрягал свою силу воли в те минуты.

Я видела все это, и что-то зарождалась во мне. Как бы он меня ни ругал и ни злился, он заботился обо мне. И это было невероятно мило! Скольких усилий ему все это стоило, какого количества несвойственного ему терпения, и все это ради меня… Невозможно оставаться равнодушной, когда подобный индюк о тебе так печется, переступая через собственные принципы.

К ужину я вернулась в адекватное состояние, а о похождениях нашей комнаты к тому времени прознали все (кроме, по-видимому глупослепых, воспитателей). И, Естественно, все хотели об этом поговорить. Каждый из его компании подходил ко мне и с таким детским восхищением спрашивал, как я себя чувствую. Честное слово, будто я прямо в санатории наварила самогона и залпом перед главной медсестрой выпила на пару с каким-нибудь низкокачественным вином. Л тут же начинал рычать и всех отпихивать, что не могло не огорчить их, но слово «вожака» (индюка) — закон.

Единственное, чего он не учел, это то, что от публики, пожалуй, он был в силах меня спрятать и защитить, но не от самой меня и моей комнаты. Стоило бедному индюку оставить на жалкие полчаса после ужина, как всей комнатой мы добили бутылку рома, заправили всё парочкой более лёгких напитков, и веселье продолжилось. С блеском в глазах, легкой походкой мы погнали на дискотеку, откуда моментально были выволочены, без возможности что-либо вытворить. Л утащил меня на третий этаж, где вновь поругали продолжил утихомиривающие процедуры, попутно… отвечая на мои поцелуи. Снова вспоминаю, как он презирал пьяных барышень, и вновь удивляюсь. Ему не нравился ни привкус алкоголя на моих губах, ни запах, ни горечь, но он не отстранялся от меня, продолжая отвечать на мои пьяные лобызания.