Бум

Корьев Сергей Юрьевич

ваших поступков и решений. Не раз найдёте выход из тупиковой ситуации.

Не раз выручите подруг и других людей, но сами будете на перепутье. Вам

решать, как распутать этот клубок. Совсем в другое время попадёте. Трудно

придётся. Спасать будете подругу, - указала на Женевьеву. Спасать придётся

и её родственника. Всё, дальше темно, не вижу.

Раненому вашему помогу, - оторвавшись внезапно от гадания, переключилась

на новую тему хозяйка дома, - подождите

здесь, я сейчас кое-что соберу, велю

коляску заложить.

Эй, Глашка, - крикнула она в темноту, - вели Силантию закладывать. Уезжаю

с гостями. Вернусь не скоро. Вы тут без меня смотрите, не балуйте! Знаю я

вас.

Старушка вышла. Прошло минут десять, дверь отворилась и на пороге

показалась уже знакомая нам Глашка.

– Барыня просит в коляску. Ехать, говорит, надо. Поспешайте.

Мы поднялись и вышли на крыльцо, возле которого стояла тарантайка,

запряжённая парой лошадей. На облучке сидел, по всей видимости,

Силантий. Мы устроились рядом со старушкой. Вскоре гостеприимный дом

скрылся в темноте. Я, как могла, описала дорогу к нашему жилищу. Кучер

кивнул и ёмко сказал:

– Доберёмся, не сумлевайтесь!

Действительно, вскоре мы остановились у крыльца искомого особнячка.

– Ведите, - скомандовала старушка.

Мы прошли в комнату, где Зинаида пыталась как-то облегчить участь

раненого. Наша знакомая велела нагреть воды, принести несколько чашек и

бутылок. Вскоре всё оговоренное было доставлено. Старушка раскрыла

сумку, которую привезла с собой, вынула какие-то пузырьки, пучки трав.

Комната сразу же наполнилась запахом тёплого летнего дня.

– Снимай повязку, - скомандовала она.

Зинаида бережно обнажила грудь раненого офицера.

– Да, - покачала головой лекарка, - трудно придётся. Юноша на грани жизни и

смерти. Помогать будете.

Увидев денщика, с ужасом взиравшего на все приготовления, велела тому

удалиться.

– Ну, что, начнём?

Старушка взяла какой-то пузырёк, открыла его. Понюхала, покачала головой,

взяла следующий.

– Вот этот подойдёт. Сейчас держите соколика, вырываться будет, уж больно

лекарство горькое.

Наш больной никак не хотел открывать рот. Зинаида принесла нож и с его

помощью разжала раненому зубы. Мы с Женевьевой покрепче ухватили

юношу, старушка влила тому лекарство. Действительно тот, несмотря на

забытьё, стал отплёвываться и вырываться. Нам с трудом удалось его

удержать. Зинаида с жалостью смотрела на мучения молодого человека.

Между тем наша новая знакомая взяла пучок какой-то травы, бросила в

чашку и залила кипятком,

подождала минут пять, процедила жидкость и

перелила её в бутылку. Затем достала из сумки мазь и стала смазывать рану.

Молодой человек застонал, на секунду открыл глаза и прошептал:

– А где Жан?

По всей видимости, так звали его денщика. Я вышла из комнаты, нашла

мужчину и поинтересовалась, не он ли будет Жаном.

Тот, побледнев, спросил, всё ли в порядке с его господином.

Я ответила, что пока он без сознания, но, придя в себя, спросил о каком-то

Жане.

– Слава Всевышнему, мой мальчик заговорил. Третий день в беспамятстве

лежит. Как ранили его, так и лежит, ни ест ничего, только пить изредка

просит.

Мужчина вытер набежавшую слезу.

– Да кто он такой, если вы так о нём беспокоитесь? – поинтересовалась я.

Взглянув на меня. Жан начал рассказывать:

– Зовут моего господина Мишелем де Бремон. Он рано лишился матери,

которая умерла сразу после родов. Мальчик родился слабенький. Все

сомневались, что выживет, но наша кастелянша отправилась вечером к

ведунье, проживавшей неподалёку от замка в лесной избушке. К ней ходили

редко, поскольку побаивались, ибо та слыла ведьмой. Впрочем, людям, хоть

и не охотно, но изредка помогала. Вот и решила Мария, что следует

попытаться. Может, спасёт мальчика. Ушла, а вернулась лишь через день. Мы

её уж искали, искали, Думали, ведьма порчу навела. Ан, нет, всё вышло по-

иному. Пришла, села в гостиной у стола, выложила на него всё, что из лесу

принесла и велела травы заварить. Когда всё готово было, пошла к младенцу.

Служанки сунулись было за ней, но она даже и кормилицу выгнала. Двери

закрыла и велела не тревожить и никого не впускать до тех пор, пока сама не

выйдет. Только к вечеру отворились двери, вышла Мария бледная, словно

неделю не спала, не ела. Только показалась она, как мы услышали крик

младенца.

– Иди, покорми, - приказала Мария кормилице, – теперь на поправку пойдёт. С

того самого времени мальчик начал вес набирать, есть стал, щёчки

порозовели. Только вот отец его видеть не захотел, посчитав виновником

гибели жены, которую любил до безумия. С тех пор так и рос Мишель без

родительского присмотра. Вот скажи мне, как мальчонке без ласки?

Молчишь, вижу, тоже понимаешь, дитю уход да ласка нужна. У меня самого

своих детей не было, вот и взял заботу о нашем господине. Мария ему

заместо матери стала. Я научил его и верхом на лошади ездить, и на шпагах