Бумажная девушка
Шрифт:
Я вскочил из-за стола и принялся убеждать его:
— Давай подумаем, что такое книга. Всего-навсего определенная последовательность букв. Чтобы рассказ стал рассказом, недостаточно поставить финальную точку. У меня в столе лежит несколько незаконченных произведений, но они мертвы, ведь их никто не видел. Книга оживает благодаря читателю. Именно он вдыхает в повествование жизнь, создавая у себя в голове воображаемый мир, в котором существуют персонажи.
Нашу беседу прервала страдающая от безделья библиотекарь. Она принесла Мило чашку горячего шоколада со специями. Сделав глоток,
— Каждый раз, когда очередной роман выходит в продажу и начинает жить своей жизнью, ты говоришь, что больше он тебе не принадлежит…
— Так оно и есть! Книга принадлежит читателю. Он перехватывает инициативу: поселяет персонажей в своем воображении, по-своему интерпретирует некоторые пассажи, находя те смыслы, о которых я даже не задумывался. Но все это часть игры!
Мило внимательно слушал и строчил в моем блокноте:
Я не сомневался в своей теории, ведь я всегда считал, что книга по-настоящему рождается, лишь попав в руки читателей. Едва научившись складывать буквы, я пытался проникнуть как можно глубже в воображаемый мир любимых книг: предвосхищал события, высказывал тысячи предположений, пытался опередить автора, а перевернув последнюю страницу, придумывал продолжение истории. Читательская фантазия позволяет тексту выйти за границы напечатанного и обрести настоящую жизнь.
— То есть ты считаешь, что писатель и читатель вместе создают воображаемый мир?
— Мило, это не я так считаю, а Умберто Эко! И Жан-Поль Сартр!
Я протянул открытую книгу и показал ему подчеркнутую фразу: «Чтение — это соглашение о великодушии между автором и читателем. Оба доверяют друг другу и друг на друга рассчитывают».
— Но в чем конкретно это выражается?
— Все очень просто. Я напишу новый роман, но только когда первые читатели откроют его для себя, Билли вернется из реального мира в воображаемый.
— Значит, нельзя терять ни секунды. Я должен во что бы то ни стало отыскать книгу. Это единственное, что позволит Билли продержаться, пока ты работаешь, — сказал Мило, садясь за компьютер.
Он зашел на сайт «Мексикана Эйрлайнс».
— Ближайший рейс в Лос-Анджелес через два часа. Если успею, к вечеру буду в Мак-Артур-Парке.
— Зачем тебе туда?
— Если хочешь отвезти Билли в Париж, надо срочно сделать ей фальшивый паспорт. У меня остались кое-какие связи, пришло время воспользоваться ими…
— А как же машина?
Мило открыл дорожную сумку, достал несколько пачек банкнот и разделил их на две равные части.
— Сегодня утром ее забрал подручный Йошиды Мицуко. Это все, что я смог вытрясти из него. Надеюсь, на несколько недель хватит.
— У нас же больше ничего не осталось!
— Да, а надо ведь еще расплатиться с долгами. Придется работать лет двадцать, просто чтобы не сесть в тюрьму.
— Хм, ты об этом не говорил.
— Думал, сам догадаешься.
Я решил немного успокоить Мило:
— Сейчас главное — спасти жизнь. Думаю, это достаточно благородное занятие.
— Тут ты прав. А по-твоему, стоит выворачиваться наизнанку
— Думаю, да. Это наш человек, — с трудом подбирая слова, ответил я. — Мне кажется, она могла бы быть членом «семьи», которую мы с тобой и Кароль придумали себе. Она как мы: за защитным панцирем скрывается нежная добрая душа, эдакая болтушка с чистым сердцем, которую жизнь изрядно потрепала.
Мы с Мило обнялись на прощание. На пороге он обернулся и спросил:
— Ты сможешь написать роман? Я думал, ты сейчас не в том состоянии.
Я взглянул в окно: огромные серые тучи закрывали горизонт, отчего пейзаж напоминал сельскую местность в Англии.
— У меня нет выбора, — ответил я, закрывая блокнот.
29
Когда мы вместе
Замерзнув ночью, я встал и накрыл его вторым одеялом.
Аэропорт Шарля де Голля
Воскресенье, 12 сентября
Таксист уверенно схватил чемодан Билли и швырнул в багажник прямо на мою сумку с компьютером. В «Приусе»-гибриде радио орало так громко, что пришлось три раза повторить адрес.
Машина отъехала от терминала и вскоре застряла в пробке на окружном бульваре.
— Добро пожаловать во Францию, — подмигнул я Билли.
Она только пожала плечами.
— Тебе не удастся испортить мне удовольствие. Я всю жизнь мечтала побывать в Париже.
Несколько километров автомобиль тащился еле-еле, потом, добравшись наконец до ворот Майо, помчался по авеню Де ля Гранд-Арме и выехал на круглую площадь в начале Елисейских Полей. Билли сидела с открытым ртом. Она как ребенок рассматривала Триумфальную арку, «самую прекрасную в мире улицу» и непревзойденной красоты площадь Согласия.
Я несколько раз летал с Авророй в Париж, но почти ничего там не видел. Моя бывшая возлюбленная жила урывками между концертами и самолетами, у этой кочевницы не находилось времени даже показать мне родной город. Мы ни разу не задерживались здесь дольше чем на два-три дня, а большую часть времени проводили в ее элегантной квартире на улице Лас Касес, рядом с церковью Святой Клотильды. Поэтому я успел изучить лишь несколько улиц шестого и седьмого округов да десяток ресторанов и модных галерей, куда Аврора таскала меня.
Мы пересекли Сену, выехали на Левый берег и свернули с набережной в районе музея Орсе. При виде колокольни и контрфорсов церкви Сен-Жермен-де-Пре я догадался, что мы почти приехали (квартиру я снял через Интернет, будучи в Мексике). Действительно, еще несколько поворотов — и таксист высадил нас у дома номер пять по улице Фюрстемберг, рядом с небольшой круглой площадью со старинными магазинчиками в каждом доме. Ничего очаровательнее я в жизни не видел.
На небольшом газоне в центре площади стоял фонарь с пятью стеклянными шарами в окружении четырех павловний. Темно-синие черепичные крыши блестели на солнце. От тихой площади лучами расходились узкие улочки. Этот романтичный уголок, казалось, сошел прямиком с рисунков Пейне.