Бумажная звезда
Шрифт:
Отношение к нему сокамерника стало большим утешением для Сента.
Гальегос как нечто само собой разумеющееся принял рассказ Сента о пытке. «Знаем мы эти трюки с носом. Это их обычный метод. Никаких следов на теле, просто и эффективно».
На что Сент отвечал: «Содовая, смешанная с соусом „Табаско“, это же так омерзительно. Большего унижения я в жизни не испытывал».
— А ты бы предпочел, чтобы они раздавили тебе половые органы? Расслабься, все уже позади. Ты прошел через ад и выжил.
— Добро пожаловать в чистилище, — сказал ресторатор, широким взмахом руки указывая на тюремный
Хавьер Гальегос оказался человеком практичным и во всем руководствовался этим качеством. Аристократ-американец, с которым он делил одну камеру в привилегированном отделении тюрьмы, делал его положение еще более прочным, а то, что он к тому же был еще и богат, тоже играло ему на руку, ибо здесь, имея деньги, можно было купить все и «жить словно дома», как любил повторять Гальегос.
— Мы будем помогать друг другу и приятно проведем время, — говорил он.
Каждый месяц Сент платил ему немалые деньги за отличную еду и прочие услуги. Он был уверен, что Гальегос не такой мошенник, как другие, и уж если и обманывал его, то самую малость.
Вот и сейчас, когда послышался звук открываемых замков и звон посуды, он с удовольствием посмотрел, как его собственный официант вкатывает в камеру столик на колесах, весь заставленный блюдами с едой.
— Пора завтракать, — сказал он, поднимая крышки и с наслаждением впитывая в себя аппетитные запахи.
Одетый в легкий темно-синий костюм, Гальегос готовился начать новый день. Официант заложил за ворот своего хозяина большую розовую салфетку из льняного полотна, налил ему кофе и протянул газету. Гальегос сразу же открыл ее на странице «Финансы» и погрузился в чтение.
Сент посмотрел на хорошо сервированный стол, застеленный скатертью, с кофейником, полным дымящегося кофе, с графином свежего апельсинового сока, и вынужден был признать, что это гораздо приятнее, чем «эль торо», которым его кормили в камере предварительного заключения. Если не обращать внимания на стены, покрытые пятнами сырости, на решетку на маленьком окошке, на запертую дверь, то можно подумать, что они в номере гостиницы с обслуживанием выше среднего уровня.
После прибытия в эту тюрьму с ее более или менее приемлемыми условиями существования Сент снова потребовал привести к нему адвоката.
Адвокат многое обещал, но ничего не выполнял. Он был образованнее и богаче и, как Сент решил впоследствии, гораздо коррумпированное, чем сеньор Белтран, но выбора у него не было.
В Соединенных Штатах его дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Арни изо всех сил старался помочь ему, но пока ничего не получалось. Авторитет мистера Фридмана не выходил за рамки страны, да и власти штата Герреро не желали с ним сотрудничать.
— Флетчер и ее отец подкупили здесь всех, — сказал Сент своему сокамернику. — Они будут держать меня здесь до тех пор, пока я не сгнию.
— По крайней мере года два ты здесь пробудешь, — заметил Гальегос. — Для них не имеет значения, кто ты, такой. Уж если машина запущена, ее трудно остановить, бюрократия проникла во все сферы жизни. Твоя задача перестать терзать себя и постараться получать
Поудобнее откинувшись в кресле, он раскурил сигару.
— Получать удовольствие в таком месте! — фыркнул Сент.
— А почему бы и нет? Что еще нам остается делать?
Время летит быстро и делает свое дело. Успокойся, Санто.
Зачем пробивать лбом стену? Если захотеть, можно и здесь найти массу развлечений.
Сент последовал совету Гальегоса и в последующие месяцы попытался занять себя, чем только мог. Он купил гитару и стал учиться играть на ней. К сожалению, Сент не мог петь, так как горло после пыток болело, а голос стал хриплым. Он быстро перенимал испанский язык от проституток, растратчиков, воров, торговцев наркотиками и убийц. Научился драться, усвоив приемы, которых раньше никогда не знал. Однако дни по-прежнему тянулись бесконечно долго, в непрерывном столкновении с такими пороками, как взяточничество, коррупция, постоянная ругань и потворство иным грехам человеческой натуры. Единственным светлым пятном в его жизни была отличная еда, которую поставляли из ресторана Гальегоса.
Правда, сейчас у него появилось право переписки. Письма приходили от Веры, Арни, тети Глории, из издательства и сотрудников его фирмы «Старфайер энтерпайзес». Даже мать прислала открытку. Сент больше не чувствовал себя отвергнутым и забытым, но то, что жизнь за воротами тюрьмы текла сама по себе, без его участия, приводило его в безумное отчаяние.
От Джи Би не было никаких известий, что и неудивительно.
Но проходили месяцы, и Сент постепенно забыл их последнюю ужасную ссору. Время словно повернуло вспять, и, к великому неудовольствию Гальегоса, он снова и снова описывал ему их волшебное путешествие по стране и незабываемые недели, прожитые на яхте. Лежа ночью без сна, Сент пытался представить себе ее лицо, но сколько ни напрягался, даже во сне она оставалась безликой. «Я не должен думать о ней здесь, — уговаривал он себя, — поэтому ее образ все время исчезает».
— Ты только изводишь себя, думая о ней, — сказал Гальегос. — Забудь ее. Она тебя совсем не любит.
— Почему ты так считаешь?
— Я хорошо знаю женщин, они мой бизнес.
После шести недель пребывания Сента в тюрьме ресторатор, сияя улыбкой, вбежал в камеру с радостным криком:
— Санто! Эй, Санто! К тебе посетитель.
Кровь бросилась Сенту в лицо. Это Джи Би. Скорее всего она решила простить его и вернуться навсегда. За долю секунды Сент убедил себя, что это может быть только Джи Би.
Но он ошибся.
Гальегос привел в камеру Веру с таким почтением, как будто та была герцогиней. Затем, радостный и довольный, удалился, оставив их наедине.
Лицо Веры заливала краска от гордости за то, что ее такое долгое и трудное путешествие так успешно закончилось, ну и, конечно, жара немало этому способствовала. Она была вся увешана пакетами. Вера снова стала толстой.
Сент заключил ее в объятия. Разочарование было невыносимым, но только первые несколько секунд, затем он почувствовал огромное облегчение. Какое счастье, что Джи Би не увидит его в таком ужасном месте. С Верой же Сент не чувствовал стыда, он так обрадовался, что чуть не заплакал.