Бумажные города
Шрифт:
Потом она протянула мне руки, и я вытащил ее из окна. Как только она оказалась на земле, мы услышали пронзительный вскрик: «АБРЩ!» Я поспешно схватил одежду и бросился наутек, Марго — за мной.
Я услышал, как распахнулась входная дверь Беккиного дома, но оборачиваться не стал, ни когда услышал громкое: «СТОЙ!», ни даже когда за спиной раздался выстрел.
Марго пробормотала: «Ружье» — но мне не показалось, что она из-за этого хоть как-то переживает, она как будто бы просто факт констатировала, — и я бросился через ограду головой вперед, решив не обегать
Я выругался. Еще прежде чем я попытался встать сам, я почувствовал, что Марго пытается мне помочь, потом мы как-то оказались в машине, мне пришлось выезжать задним ходом с выключенными фарами — и я чуть не придавил почти что голого начинающего шорт-стопа из команды «Дикие коты». Бежал Джейс очень быстро, но, по-моему, как-то бесцельно. Когда мы проезжали мимо него, у меня случился еще один приступ жалости, который заставил меня приоткрыть окно и бросить в его сторону тенниску. К счастью, кажется, ни меня, ни Марго он не увидел, а минивен Джейс узнать не мог, потому что — не подумайте, конечно, что у меня это прямо такая уж больная тема — в школу я на нем не езжу.
— На фига ты это сделал? — спросила Марго, когда я включил фары — я уже ехал вперед, пытаясь сориентироваться в лабиринте пригородных улиц.
— Мне жалко его стало.
— Его? За что? За то, что он изменял мне полтора месяца? Или за то, что он, может, дрянью какой-нибудь меня заразил? За то, что он мерзкий дебил, который всю свою жизнь будет незаслуженно счастлив и богат, являя собой пример вселенской несправедливости?
— Да он просто мне таким несчастным показался, — ответил я.
— Ну и ладно. Теперь едем к Карин. На Пенсильвания-стрит, у «Эй-Би-Си Ликорс».
— Не злись на меня, — сказал я. — В меня стреляли, черт возьми, за то, что я тебе помогал, так что не злись.
— Я НЕ ЗЛЮСЬ НА ТЕБЯ! — заорала Марго, а потом долбанула по приборной панели.
— Ну, судя по тону голоса…
— Я надеялась, что вдруг… ну, может, он мне не изменяет.
— Ой.
— Мне Карин рассказала. Я так полагаю, многим уже давно было известно. Но до нее мне никто не говорил. Я подумала, что, может, она просто решила воду взбаламутить.
— Мне очень жаль, — сказал я.
— Ага. Блин, поверить не могу, неужели мне не пофиг.
— У меня сердце просто бешено колотится, — сообщил я.
— Это верный признак того, что тебе весело, — ответила Марго.
Но мне не казалось, что это весело, мне казалось, что у меня сердечный приступ. Я заехал на стоянку «Севен-Элевена» и прижал палец к яремной вене, глядя, как на часах мигает «:». Посмотрев на Марго, я увидел ее возмущенный взгляд.
— У меня сердцебиение слишком учащенное, — объяснил я.
— Да, я сама даже не припомню, когда меня в последний раз что-то так же взбудоражило. Адреналин прямо в горле, легкие расширяются.
— Вдыхай
— Все твои мелочные страхи, это так…
— Мило?
— Это такие вещи принято называть инфантилизмом? — с улыбкой спросила она.
Марго снова слазила назад и вернулась с сумочкой. «Сколько у нее там барахла?» — подумал я. Она извлекла из сумочки пузырек лака для ногтей — он был такого густого красного цвета, что казался практически черным.
— Пока ты будешь в себя приходить, я ногти накрашу, — сообщила она, улыбаясь из-под челки. — Можешь не спешить.
Какое-то время мы так и сидели: она с пузырьком лака на приборной панели, я — с дрожащим пальцем на вене. Мне нравился этот цвет лака, а у Марго были красивые пальцы, очень тонкие, в отличие от всего остального: в других местах изгибы ее тела были плавными. Я думал, как хорошо было бы сплестись с ней пальцами. Вспомнил, как она положила мне руку на бедро в «Уол-марте» — казалось, что это было уже несколько дней назад. Пульс потихоньку стал замедляться. Я попытался убедить себя в том, что Марго права. Мне нечего бояться, в таком маленьком городке в такую тихую ночь.
5
— Пункт Шесть, — объявила Марго, как только мы двинулись дальше. Ее пальчики прыгали в воздухе, будто она играла на пианино. — Оставим у двери дома Карин цветы и записку с извинениями.
— Что ты ей сделала?
— Ну, когда она рассказала мне про Джейса, я последовала традиции убивать гонца, принесшего дурную весть.
— В смысле?
Мы остановились на светофоре, а рядом встала спортивная тачка с молодыми ребятами, мотор «крайслера» ревел, я словно собирался принять участие в гонках. Нет, если бы я надавил на газ, двигатель лишь жалобно бы заскулил.
— Ну, я точно не помню, как именно я ее назвала, но что-то в духе «сопливая, тошнотная, тупая сука с прыщавой спиной, кривыми зубами, толстой жопой и самой ужасной во всей центральной Флориде прической». Ну, в общем, я немало наговорила.
— У нее действительно прическа какая-то дурацкая, — согласился я.
— Знаю. Но только это во всей моей тираде и было правдой. Когда обзываешь кого-нибудь, ни в коем случае не говори правды, потому что после этого сложно по-честному взять свои слова обратно, понимаешь? Ну, есть перышки, есть мелирование, а есть полосы, как у скунсов.
Когда я подъезжал к дому Карин, Марго снова полезла за сиденья и достала букет тюльпанов. К стеблю одного из них она скотчем прикрепила записку, сложив ее конвертиком. Как только я остановил машину, она отдала цветы мне, я по дорожке долетел до двери Карин, положил цветы и убежал обратно.
— Пункт Семь, — сказала она, когда я снова сел за руль, — отвезти рыбу милому мистеру Ворзингтону.
— Его, наверное, еще нет дома, — предположил я, и в моем голосе снова послышался легкий намек на жалость.