Бумажные города

Грин Джон

— А в чем? — поинтересовался я.

— Может, в составлении плана. Не знаю. Когда что-то делаешь, в реальности всегда оказывается не так круто, как ожидаешь.

— Мне вообще-то очень понравилось, — признался я. — Даже если смотреть не на что.

Я сел на скамейку, Марго тоже. Мы оба смотрели на аквариум с котиками, которых там не было, а был один лишь пластмассовый необитаемый остров с кусками обнаженной скалы. Я вдыхал ее запах — пота, водорослей, шампуня с сиренью и дробленого миндаля от кожи.

Только сейчас я почувствовал усталость и подумал

о том, как круто было бы завалиться вместе на траву где-нибудь здесь, в «Морском Мире», я бы лежал на спине, а она — на боку, обняв меня рукой, положив голову мне на плечо и глядя на меня. Мы бы ничего не делали — просто лежали вдвоем под бесконечным небом в парке, где все настолько хорошо освещено, что даже не видно звезд. Может быть, я чувствовал бы тепло ее дыхания на шее, может, мы могли бы валяться так до утра, а потом в парк пришли бы люди и ходили мимо нас, думая, что мы тоже туристы, и мы могли бы слиться с толпой.

Но нет. Нам надо было посмотреть на однобрового Чака, рассказать всю историю Бену, сходить на уроки, а еще меня ждала репетиционная, Дьюк и все остальное — одним словом, мое будущее.

— Кью, — сказала Марго.

Я посмотрел на нее, не сразу осознав, почему она вдруг назвала меня по имени, но потом очнулся от своего полусна. И услышал. Музычка в динамиках стала погромче, только это уже была не обычная ерунда, которую ставят в таких местах, а настоящая музыка. «Звезды падают над Алабамой» — старый джаз, мой папа любил эту песню. Даже через такие плохонькие динамики было слышно, что этот певец может взять сразу тысячу нот.

И я почувствовал, как будто от самых наших колыбелей, через того мертвеца, через наше знакомство и до этой минуты шли какие-то особые нити. Мне захотелось сказать ей, что для меня главное удовольствие — не планирование, не то, что мы сюда пришли или уйдем отсюда, а то, что наши ниточки пересекаются, расходятся, а потом снова сходятся — но прозвучало бы это, наверное, пошловато, да и она уже встала.

Марго смотрела на меня, моргая, и в тот миг она была просто невероятно красива: голубые глаза, мокрые джинсы в облипку, лицо блестит в сероватом свете.

Я встал, протянул ей руку и спросил: «Можно пригласить вас на танец?» Она сделала реверанс, подала мне руку и ответила: «Можно», и моя ладонь легла на крутой изгиб между ее талией и бедром, а ее — на мое плечо. И потом шаг вперед-вперед-в сторону, вперед-вперед-в сторону. Танцуя, мы обошли вокруг аквариума с котиками, а песня о падающих звездах все продолжалась. «Медленный танец для шестиклашек», — объявила Марго, и мы сменили позиции — она положила руки мне на бедра, а я — ей на плечи, локти в замке, расстояние между нами где-то два фута. Мы еще немного потанцевали, пока не кончилась композиция. Я сделал шаг вперед и дал Марго прогнуться, как нас учили в школе танцев. Она откинула назад одну ногу и навалилась на меня всем телом. Она либо мне доверяла, либо хотела упасть.

9

Мы купили кухонных полотенец в «Севен-Элевене» и постарались стереть вонючую слизь с тела и одежды; еще я налил

в бак столько бензина, сколько там было до начала наших разъездов по Орландо. К утру, наверное, сиденья еще не совсем просохнут, но мама у меня очень рассеянная, и я наделся, что она не заметит. Родители были уверены, что я у них совершенно беспроблемный и никак не склонен вламываться среди ночи в «Морской Мир», ведь моя психическая уравновешенность — гарантия их профессионализма.

Домой я не спешил, выбирая, где возможно, дороги поуже вместо шоссе. Мы включили радио, пытаясь понять, на какой станции крутили «Звезды над Алабамой», но через некоторое время Марго его выключила, констатировав:

— Короче, думаю, в целом у нас получилось.

— Ага, — согласился я, хотя уже начал переживать, что принесет мне день грядущий. Появится ли Марго перед школой в репетиционной, чтобы потусить с нами? Пойдет ли обедать со мной и Беном? — Интересно, что сегодня будет, — сказал я вслух.

— Да, мне тоже. — Эти слова на некоторое время так и повисли в воздухе, но потом она продолжила: — Кстати, насчет того, что будет: в качестве благодарности за твой тяжелый труд и самоотверженность, которую ты продемонстрировал этой ночью, я хотела бы преподнести тебе небольшой подарок. — Марго принялась шарить руками по полу и протянула мне фотоаппарат: — Возьми себе. Но распорядись властью, данной тебе над Крошечной Писькой, мудро.

Я рассмеялся и положил фотик в карман.

— Я дома скопирую фотку, а когда встретимся в школе, отдам тебе камеру, — сказал я.

Я хотел услышать: «Ага, в школе, теперь-то все будет по-другому, мы будем дружить в открытую, к тому же я уже однозначно свободна».

Но Марго ответила:

— Ага, или еще когда-нибудь.

В 05:42 я въехал в Джефферсон-парк. Мы проехали по Джефферсон-драйв, миновали Джефферсон-корт, потом оказались на нашей улице — Джефферсон-вэй. Я уже в последний раз за сегодня выключил фары и на холостом ходу подъехал к дому. Я не знал, что сказать, и Марго тоже молчала. Мы собрали мусор в пакет из «Севен-Элевен», стараясь придать машине такой вид, словно в последние шесть часов ничего особенного не произошло. Марго дала мне еще один пакет — с остатками вазелина, краски и последней баночкой «Маунтин дью». Колесики в мозгу крутились от усталости с неистовой скоростью, но вхолостую.

Держа в каждой руке по пакету, я остановился возле машины, глядя на Марго.

— Крутая была ночка, — наконец сказал я.

— Подойди-ка, — велела мне Марго, и я сделал шаг вперед.

Она обняла меня, а мне из-за пакетов обнять ее было сложно: их нельзя было бросить — я мог кого-нибудь разбудить. Я почувствовал, как она встала на цыпочки и поднесла губы к моему уху. А потом очень отчетливо произнесла:

— Мне. Будет. Не. Хватать. Твоей. Компании.

— Ну, это же легко исправить, — ответил я, стараясь скрыть разочарование. — Если тебе старые друзья разонравились, — добавил я, — можешь тусоваться со мной. У меня, в общем, хорошая компания.