Бумажные войныВоенная фантастика 1871-1941 (Фантастическая литература: Исследования и материалы. Том I).
Шрифт:
Антиципация подчеркивала «человеческий контраст» между советскими людьми и представителями капиталистического мира. Противник изображался убогим и недальновидным, физически немощным или трусоватым. Известный писатель Борис Лавренев, посмотревший спектакль «Большой день» в театре, вспоминал реакцию зрителей на сценическое изображение штаба противника («камеры ужасов провинциального паноптикума»): «В зале театра сидели в большом числе летчики. Они восторженно хохотали на каждом „проблемном“ месте пьесы, начиная с первой картины, но в картине немецкого штаба хохот их дошел до апогея и стал даже смущать артистов» [140] . В пьесе В. Азовского «Двойным ударом» (1939) даже при описании внешнего вида пленников враждующих сторон соблюдалась эстетическая дистанция. Согласно авторским ремаркам, пленный немецкий летчик, маленький и щуплый, отличался «бледным болезненным лицом и лихорадочно горящими глазами». Попавшие в плен советские бойцы выделялись «здоровым и свежим видом» [141] . Человеческая контрастность, помноженная на идейное и нравственное превосходство советского человека, была озвучена в качестве ведущего фактора будущей войны. По отношению к нему современная техника занимала подчиненное значение. Сталинское «золотое перо» публицист Д. Заславский уверял: «При равных арифметических данных самолет с пилотом-коммунистом в несколько раз сильнее, чем самолет с пилотом-фашистом или пилотом-наемником. Политика сидит внутри танков, и она действует даже тогда, когда отказывают бензиновые баки» [142] .
140
Лавренев Б. Драматургия осиновых манекенов // Рабочий театр. — № 7, 1937.
141
РГАЛИ. Ф. 656. Оп. 3. Д. 11. Л. 147, 181.
142
Заславский Д. О крепких нервах и верной политике // Красная звезда. 7 ноября 1938. Незадолго до Заславского сталинский консультант по международным делам Карл Радек следующим образом обосновал моральную уязвимость фашистского летчика: «Но когда придет испытание кровью, но когда придет испытание под огнем противника и когда дойдут сведения о том, что думают о войне народные массы, когда военный летчик будет читать осуждение войны на хмуром лице своего механика, погнанного на войну насильно, на хмурых лицах рабочих-солдат, обслуживающих ангары, ремонтные мастерские, то в сердце его зашевелится сомнение. Оно будет расшатывать мужество пилота ночью на койке, во время подготовки к полету, оно холодным камнем ляжет на его сердце во время боя. Вы будете биты в воздухе, господа фашисты, ибо большинство тех, которым вы доверите свои воздушные машины, в вас усомнится!» (Радек К. Машины и люди воздуха // Известия. 18 августа 1935).
Будущую войну антиципация предусматривала как часть «поступательного движения» советских пятилеток. Пафос созидания тридцатых
143
Генри Э. Гитлер против СССР. Грядущая схватка между фашистской и социалистической армиями. — М., 1937. — С. 336. Книга Эрнста Генри Hitler over Russia (1936) была преподнесена советскому читателю как труд вдумчивого английского журналиста. Современную интерпретацию легендарной книги Э. Генри см.: Добролюбов Я. Блеск и тщета военной футурологии // Отечественные записки. — № 1, 2002; Безыменский Л. А. Э. Генри и германский военный план «Барбаросса» // Генри Э. Гитлер над Европой? Гитлер против СССР. — М., 2004; Драбкин Я. С. Эрнст Генри — «Наш человек в XX веке» // Новая и новейшая история, — № 4, 2004.
144
РГАЛИ. Ф. 2199. Oп. 1. Д. 214. Л. 19.
145
РГАЛИ. Ф. 2199. Oп. 1. Д. 214. Л. 50.
Была также вмонтирована в антиципацию коминтерновская мифология. Считалось, что будущая война автоматически вызовет противодействие зарубежного пролетариата, ожидающего своего освобождения от капиталистического рабства, и готового выступить на защиту своего социалистического отечества. В августе 1938 г. в московском Современном театре состоялась премьера спектакля «Победа» (по пьесе И. Вершинина и М. Рудермана). Полудетективное драматическое действие разворачивалось на вражеской территории. В крестьянском подвале взрывом снаряда оказались завалены два советских бойца и шесть вражеских солдат, взятых в плен. После четырех дней изоляции от внешнего мира большинство пленников, расправившись с собственным офицером, берут вновь в руки оружие, чтобы вместе с советскими товарищами принять смерть в бою, теперь уже против общего врага. Согласно антиципации, советские политические ценности и пролетарская солидарность были эффективным средством разложения вражеской армии и мобилизации классовых союзников. Коминтерновская мифология определяла будущую войну со стороны СССР как войну революционную. Самый сокровенный смысл грядущей войны состоял в окончательном уничтожении капиталистического окружения, которое привносило в жизнь советских людей столько зла. «Это была всеобщая мысль, — писал П. Павленко в романе „На Востоке“, — что война, которую принужден вести Советский Союз, будет борьбой за всемирный Октябрь» [146] . Война, как и революция, позволяла стереть с политических карт ненужные границы и суммировать народы в единое социалистическое целое.
146
Павленко П. На Востоке. — М., 1937. — С. 378. В послевоенных изданиях романа процитированная фраза была изъята из текста.
Таким образом, советский пропагандистский образ будущей войны полностью соответствовал формуле оптимизма, однажды высказанной А. Толстым: «Оптимизм — это тот конечный вывод, то душевное состояние торжества, справедливости, конечной победы и ясно видимой дороги к счастью, вывод, который остается у читателя, когда он захлопывает прочитанную книгу, у зрителя, когда он уходит из театра…» [147] .
Применительно к антиципации уместно говорить не только о том, что творцы военных утопий заблуждались, передоверяя риторике Власти, но также о том, что некоторые из них разбавили свой талант и способность предвидеть будущее значительной порцией конформизма. Например, знаменитый автор «Цусимы» А. Новиков-Прибой, человек, скептически относившийся к сталинским экспериментам и уподоблявший диктатора царскому адмиралу Рождественскому, в частных беседах критиковал «облегченные варианты» войны, как, например, в фильме «Если завтра война» и романе «На Востоке». В 1937 г. Новиков-Прибой получил предложение подготовить сценарий о флоте. К следующему году вместе с писателем А. Перегудовым им был подготовлен литературный сценарий «Преданность» о будущей войне. Заключительные сцены фильма, по мысли соавторов, должны были выглядеть как триумф Красной Армии: «Мчатся советские танки, сметая все препятствия на своем пути. Летят штурмовики-самолеты. Идет в атаку пехота. Сопротивление противника окончательно сломлено. Враг уничтожен и пленен» [148] . Предупреждая о вреде, который приносит изображение будущей войны в «облегченном варианте», Новиков-Прибой, тем не менее, следовал за режиссером Е. Дзиганом и писателем П. Павленко. Последний, кстати, признавался в том, что вынужден фальшивить и подстраивать собственное творчество под Сталина: «В литературе, не хочешь, а ври, только не так, как вздумается, а как хозяин велит» [149] .
147
Толстой А. Н. Полное собрание сочинений. — М., 1953. — Т. 15. — С. 339–340.
148
РГАЛИ. Ф. 356. Oп. 1. Д. 65. Л. 64. Отрывки из литературного сценария публиковались в 1939 году в газете «Социалистическое земледелие» и журнале Краснофлотец. Весной 1940 г. сценарий был принят к постановке и под названием «Доверие» включен в тематический план производства художественных кинокартин на 1940-41 г. (экранизация планировалась на Одесской киностудии режиссером М. Билинским). Фильм не состоялся.
149
Эренбург И. Люди, годы, жизнь. — М., 1990. — Т. 2. — С. 340.
Жанр военной утопии в Советском Союзе культивировался с благословения Сталина, чью фигуру и деятельность современники, так или иначе, ассоциировали с Будущим («жестокий таран, пробивающий дверь будущего», «символ, означающий хлеб и будущее» и т. п.). Траектория сталинского воображения была более заземленной, чем у иных советских лидеров, однако Сталин, не менее других, был озабочен Будущим. Чтобы не ошибиться в политике, надо смотреть вперед, а не назад, — поучал советское общество Сталин [150] . Он скрупулезно калькулировал подчиненные ему ресурсы и просчитывал дистанцию, которая лежала между ним и целью. Идеология позволяла Сталину сконструировать грядущее, пятилетние планы — конкретизировать его контуры, искусство в духе антиципации — сделать будущее заманчивым. И, безусловно, роль и влияние Сталина на советскую антиципацию были решающими. Редактор «Правды» Л. Мехлис, знавший настроения «хозяина», призывал литераторов, того же Киршона, ответить собственными произведениями на японские романы, в которых описывался разгром русских войск в будущей войне [151] . По сталинскому совету драматург В. Киршон пишет пьесу о будущей войне («Большой день»). Не возразит Сталин против переориентации Киршоном пьесы с Японии на Германию, чью национальную характеристику, во избежание дипломатических осложнений, затушевали, обозначив врагов как фашистов. Видимо, не только благодаря меценатству наркома Г. Ягоды, с которым драматург был дружен, сколько при поддержке Сталина пьеса Киршона вопреки «традиции театральной медлительности» была оперативно поставлена в 68 ведущих театрах страны (по данным самого Киршона, пьеса шла в 100 городах). Только в Москве одна премьера следовала за другой: 6 января 1937 г. «Большой день» был показан зрителю в Центральном театре Красной Армии, 2 февраля — в Большом драматическом театре, 13 апреля — в Театре им. Е. Вахтангова. Газета «Правда», отражавшая нередко мнение высокопоставленных кремлевских зрителей, отмечала, что Киршон «хочет заглянуть вперед, показать тот страшный для наших врагов момент, когда они попытаются напасть на Советский Союз. Тогда, говорит пьеса, наступит Большой день расплаты с поджигателями войны» [152] . Предположительно, Сталин окажется той инстанцией, которая развеет сомнения литературного надзирателя А. Щербакова, опасавшегося, что по политическим соображениям могут возникнуть трудности с публикацией глав романа П. Павленко «На Востоке» о войне с японцами [153] . Роман вышел в авторской редакции, включая сцены советской бомбардировки Токио. Как однажды выразился Сталин, произведения о будущей войне должны быть «полезны для нас и поучительны (Курсив мой. — В. Т.) для противника» [154] . Правда, Сталин умел разводить литературные предостережения от реальной политики. В 1937 году, когда советские люди зачитывались главой «На Востоке» об основании города Сен-Катаяма, Сталин отклонит предложение Машинпорта назвать одно из строящихся японцами судов «Сен-Катаяма» [155] , чтобы избежать пикировки с островной империей.
150
Сталин И. В. О диалектическом и историческом материализме. — М., 1939. — С. 10.
151
РГАСПИ. Ф. 386. Oп. 1. Д. 65. Л. 50.
152
Правда, 18 февраля 1937. Причастность к написанию пьесы и к успеху спектакля не помешают Сталину отправить Киршона на плаху, а пьесу подвергнуть разгромной критике. Прозаик Л. В. Рубинштейн писал: «Неграмотность в военном деле ведет к созданию бульварно-литературных штампов», которыми охотно пользуются литературные спекулянты типа Киршона (Литературная газета, 10 сентября 1937). Писатель Б. Лавренев презрительно назовет Киршона «рапповским Шакеспеаром» (т. е. Шекспиром) (Лавренев Б.Драматургия осиновых манекенов // Рабочий театр. — № 7, 1937. — С.6.).
153
РГАСПИ. Ф. 88. Oп. 1. Д. 455. Л. 57.
154
Я оказался политическим слепцом. Письма В.М. Киршона И.В. Сталину // Источник. — № 1, 2000. — С. 80.
155
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 214. Л. 104.
На предложение Б. Шумяцкого — руководителя советской киноиндустрии — изготовить два-три художественных фильма «на время военной мобилизации с тематикой мыслимого агрессора Японии, фашистской Германии и Польши», Сталин вместе с Ворошиловым посчитали необходимым «крепко вникнуть в суть этого важного дела, чтобы просмотреть, нельзя ли по этим сценариям дать фильмы даже теперь, а если нельзя, то сделать их и положить в предложенный Вами мобзапас» [156] . Общеизвестна привязанность Сталина к фильму «Если завтра война» (1938). Выход фильма на экраны будет предварен доброжелательной рецензией в «Правде» [157] , которая носила предписывающий характер. Позже картина удостоится Сталинской премии.
156
Кремлевский кинотеатр. 1928–1953: Документы. — М., 2005. — С. 1014.
157
Моров Ал. Патриотический фильм // Правда, 8 февраля 1938.
В годы Великой Отечественной и, по свидетельству адмирала Н. Кузнецова, даже по ее завершению, Сталин любил смотреть фильм «Если завтра война» [158] . Подобный досуг диктатора был своеобразным сеансом терапии. Постфактум Сталин брал реванш за драматические месяцы 1941–1942 годов [159] . Несмотря на такую привязанность к фильму, Сталин еще до войны интуитивно угадывал заложенную в картине фальшь, однако относился к ней снисходительно. Один из участников совместного со Сталиным просмотра кинокартины «Если завтра война» вспоминал, как Сталин иронично комментировал сюжет Ворошилову: «Не так будет на войне, не так просто…» [160] . Погрешности жанра не отменяли его сверхзадачу. За военными утопиями Сталин закрепил особые функции — педагогическую и мобилизационную. Как однажды выразился Сталин, танки ничего не будут стоить, если души у них будут гнилыми, поэтому производство душ важнее производства танков [161] . Военные утопии должны были морально подготовить современников к будущим испытаниям, воспитать в них все необходимые для войны бойцовские качества. Одновременно жанр утопии напоминал современникам о близости войны и необходимости
158
Кузнецов Н. Г. Крутые повороты // Военно-исторический журнал. — № 3, 1993. — С. 57.
159
Похожие чувства переживали рядовые современники. Один из них вспоминал, как в ноябре 1941 г. зрителям показывали немой вариант фильма Если завтра война: «В коридоре деревянной школы стояла торжественная тишина, не только эвакуированные дети, но и взрослые воспитатели с просветленными лицами смотрели на экран. Там была подлинная война, обещанная Сталиным, победоносная и гордая, а не тот необъяснимый кошмар, что звучал в страшных сводках „От Советского Информбюро“ с длинным перечнем оставленных городов и сообщением об отходе „на заранее подготовленные позиции“» (Герман М. Политический салон тридцатых. Корни и побеги // Суровая драма народа. М., 1989. С. 481–482). Это была своего рода тоска по несостоявшейся «подлинной» войне.
160
Кулаков Н. Доверено флоту. — М., 1985. — С. 13.
161
Зелинский К. Вечер у Горького (26 октября 1932 года) // Минувшее. Исторический альманах. Вып. 10. — Paris, 1990. — С. 102.
162
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 214. Л. 138.
Жанр военной утопии отчасти отражал степень компетентности Сталина в военных вопросах и некие сталинские константы 30-х годов, о которых можно судить на примерах романа Гельдерса «Воздушная война 1936 года» и повести Н. Шпанова «Первый удар» [163] .
В 1932 г. в Берлине был напечатан роман некоего майора Гельдерса «Воздушная война 1936 года. Разрушение Парижа» [164] . Роман повествовал о будущем вооруженном конфликте между Великобританией и Францией. В течение четырех дней военных действий Франция, деморализованная бомбежками и охваченная пролетарскими восстаниями, потерпела поражение и на пятый день была вынуждена заключить мир на условиях Великобритании. Одним из важнейших ее эпизодов становится нападение английской авиации на Париж. «Немецкий автор майор Гельдерс в своей книге „Война 1936 года“ — писал известный советский военачальник Р. Эйдеман — цинично рисует картину гибнущего в первые же дни войны Парижа, картину гибели и деморализации его миллионного населения»! [165] . Книга вызвала широкий резонанс в Европе и интенсивно обсуждалась в военных и журналистских кругах. Английский публицист Доротти Вудман считала, что под псевдонимом майора Гельдерса скрывался будущий фельдмаршал Мильх. В действительности автором романа был личный друг Мильха Роберт Кнаус. Он являлся участником Первой мировой войны, в последующем был одним из руководителей Люфтганзы. После прихода нацистов к власти Кнаус через Мильха направит имперскому министру авиации Герингу секретную записку об использовании ВВС Германии в будущей войне (в ней, кстати, среди возможных вариантов применения авиации предусматривался бомбовый удар всего немецкого воздушного флота по Парижу). Записка была благожелательно принята Герингом. Кнаус был призван на военную службу, получил чин полковника, а его взгляды на организацию и применение военно-воздушных сил в современной войне были учтены при создании нацистских Люфтваффе. Одно время он являлся начальником военно-воздушной академии в Берлине. Роберт Кнаус примет участие в планировании германских военных операций в годы второй мировой войны, которую завершит в чине генерала авиации.
163
Документы и материалы по истории советско-чехословацких отношений. — М., 1978. — Т. 3. — С. 535.
164
Нelders, Luftkrieg 1936. Die Zentrummerung von Paris. Berlin, 1932. Жанр военной утопии процветал не только в СССР. За рубежом выходят книги Майльса Газовая война 1940 года, Штейнингера Мировой пожар 1950 года, Карла Бартца Война 1960 года, Чарльтона Война над Англией и многие другие. В Советском Союзе будут переведены и опубликованы, иногда в отрывках, книги Фоулер-Райта Война 1938 года (Прелюдия в Праге) и Англогерманская война, майора Рикара Последняя война с фашизмом, Киосукэ Фукунага Записки о будущей японо-американской войне, Г. Байуотера Великая война в Тихом океане, Д. Кида Завещание Уэнтворта.
165
Эйдеман Р. П. 18 августа — день авиации //Ко дню авиации. Сборник статей под редакцией С. И. Стоклицкого. — М.,1935. — С. 5.
Роман был замечен и в Советском Союзе и, видимо, благодаря Ворошилову с переводом книги Гельдерса ознакомился Сталин, о чем можно судить по сталинскому письму от 12 июня 1932 г.: «Книжку Эльдерса („Разрушение Парижа“) просмотрел. Занимательная книжка. Надо бы обязательно издать ее на русском языке. Она будет культивировать у нас дух хорошего боевизма среди летчиков, она облегчит воспитание дисциплинированных героев летного дела. А это нужно нам теперь, как никогда. Кроме того, книжка содержит ряд поучительных указаний, полезных нашим летчикам. Надо издать ее либо в виде отдельной книжечки, либо в виде фельетонов в „Красной звезде“. Обязательно!» [166] После такой рекомендации «Разрушение Парижа» из номера в номер печатает центральная военная газета «Красная звезда», а также оборонный журнал «Локаф» [167] . В 1932 г. роман Гельдерса был опубликован в СССР пятитысячным тиражом отдельной книгой и спустя два года повторно — Государственным военным издательством [168] . В предисловии от издательства к последнему изданию указывалось, что «мысли автора настоящей книги представят значительный интерес не только для наших „воздушников“, но и для более широких кругов Красной Армии» [169] . Книгу Гельдерса рекомендовали в списке литературы о современной авиации [170] . Один из рецензентов вполне справедливо писал об успехе романа у читателей [171] . По воспоминаниям современника, роман майора Гельдерса «Воздушная война 1936 года» ходил по рукам и заставлял думать о будущих войнах [172] . По прочтению книги, по признанию комкора Б. Фельдмана, не один десяток летчиков «из нашей пылкой молодежи видит себя в воздушном рейде над Варшавой..» [173]
166
Советское руководство. Переписка. 1928–1941 гг. — М., 1999. — С. 175.
167
Гельдерс. Воздушная война 1936 г. // Локаф. — № 8, 9, 11, 12, 1932.
168
Гельдерс. Воздушная война 1936 г. Сокращенный перевод с нем. — М., 1932.
169
Гельдерс. Воздушная война 1936 г. Разрушение Парижа. Предисловие А. Лапчинского. — М., 1934. — С. 5. В 1934 году Сталин подарит ко дню рождения своему младшему сыну книгу Гельдерса, снабдив ее краткой надписью: «Ваське Красному от И. СТАЛИНА на память 24/III 34 г. Москва» (Спирин Л. М. Сталин и война // Вопросы истории КПСС. — № 5,1990. — С. 98).
170
Ко дню авиации. Сборник статей под редакцией С. И. Стоклицкого. — М., 1935. — С. 79.
171
Огородников Ф., Головлев А. О романе Гельдерса и вариантах Павленко // Книга и пролетарская революция, — № 5, 1935.
172
Тимофеев В. А. Товарищи летчики. — М., 1960. — С. 88.
173
Советские архивы. 1991. № 1. С. 74.
Гельдерс. «Воздушная война 1936 года» (1932).
Пока невозможно сказать, оказывал ли Сталин какое-либо влияние на полемику вокруг романа Гельдерса, или же вообще предпочел самоустраниться от нее. Среди многочисленных рецензентов (Я. Жигур, П. Незнамов, Н. Лебедев, Э. Биддер, А. Лапчинский и Д. Бухарцев, А. Головлев и Ф. Огородников и др.) не наблюдалось единодушия. Известный военный теоретик Александр Николаевич Лапчинский [174] в соавторстве с Д. Бухарцевым говорил о вредности «упрощенческих формул воздушной войны и упрощенческих организационных форм, предлагаемых Дуэ и Гельдерсом» [175] . «„Разрушение Парижа“» — писал Лапчинский в предисловии ко второму изданию книги, — это роман, «весьма поверхностно характеризующий воздушную войну» [176] . Другой военный специалист Я. Жигур, оговорив, что книга Гельдерса дает толчок к дальнейшему развитию творческой мысли, осудил авиационные преувеличения «Разрушения Парижа»: «Естественно, что такая концепция войны не имеет ничего общего с той действительностью, которая раскроется перед нами в будущей войне. Глупо думать, что будущая война будет скоротечной, что она может быть решена одной лишь авиацией, без серьезных, решительных и продолжительных действий миллионных машинизированных сухопутных армий и морского флота» [177] . Часть рецензентов, не имевших отношения к армии, писала о «трезвом стиле» Гельдерса, о том, что роман не лишен известной поучительности, а выводы А. Лапчинского слишком резки [178] . В наиболее развернутом виде настоящие взгляды были озвучены в «Полемическом варианте» П. Павленко [179] . Называя «Разрушение Парижа» скромным военно-техническим романом, Павленко, тем не менее, называл ее интересной и во многом очень дельной книгой [180] . К идеальной войне немецкого майора Павленко лишь присовокупил восстание европейского пролетариата. Другая часть рецензентов находила роман Гельдерса «произведением лубочно-барабанного стиля» [181] . Например, П. Незнамов писал: «Конечно, расправиться таким родом, как это делает немецкий майор, можно не столько с реальной страной, сколько с ее фанерной копией» [182] . Один из наиболее бескомпромиссных откликов поступил от драматурга В. Вишневского, который оценил вариант войны Гельдерса как насквозь проблематичный и слабый. Выступая против «всех гельдерсовских чепуховин», он возражал против внедрения приемов Гельдерса через советскую литературу [183] . Не ведая того, Вишневский задел своей критикой и противопоставил себя самому Сталину — популяризатору книги Гельдерса. Через несколько лет повесть Н. Шпанова «Первый удар» сделает Сталина и Вишневского единомышленниками. Именно Вишневский, обещавший «оценивать врага умнее», к сожалению, снизойдет в 1939 году до сталинского уровня понимания военных проблем.
174
Подробнее о А. Н. Лапчинском см.: Лаппо Д. Д. Их вдохновлял Ленин. — М., 1990. — С. 142–144.
175
Бухарцев Д., Лапчинский А. Может ли авиация одна решить исход войны // Книга и оборона. — № 2,1933. — С. 13.
176
Предисловие А. Лапчинского к: Гельдерс. Воздушная война 1936 года. Разрушение Парижа. 2-е изд. — М., 1934. — С. 3.
177
Жигур Я. Буржуазная пропаганда войны в переводной литературе // Книга и пролетарская революция, — № 6,1933. — С. 112, Лейтес А. Как они обыгрывают войну. — М., 1933. — С. 47; Он же. Литература двух миров. — М., 1934. — С. 68–69.
178
Огородников Ф., Головлев А. О романе Гельдерса и вариантах Павленко // Книга и пролетарская революция. — № 5, 1935.
179
Павленко П. Воздушная война 1936 года. Полемический вариант // Знамя. — № 5,1933. В качестве своего рода послесловия Полемический вариант был включен также во второе издание книги Гельдерса (1934).
180
Павленко П. Воздушная война 1936 года. Полемический вариант // Знамя. — № 5,1933. — С. 109.
181
Незнамов П. В. Молниеносный майор // Литературная газета. 20 марта 1935.
182
Незнамов П. В. Молниеносный майор // Литературная газета. 20 марта 1935.
183
Вишневский В. Майор Гельдерс и доверчивые советские издательства II Литературная газета. 11 января 1933. В 1938 книга Гельдерса еще раз напомнила о себе. Газета «На страже» опубликовала статью Л. Рошаля, в которой среди прочего отмечалось: «То, что Гельдерс фантазировал несколько лет назад, то Геринг реализовал в воздухе Испании, начиная с первых дней фашистского мятежа» (На страже. 20 октября 1938). Последовало мгновенное возражение «Красной звезды»: «Никаких фантазий Гельдерса „В воздухе Испании“ Герингу реализовать не удалось. Гельдерс, как известно, хотел бы с помощью бомбардировщиков решить исход войны. Разумеется, этого же хотел бы и Геринг. В Испании бомбардировочная авиация фашистских интервентов появляется лишь там, где нет республиканских истребителей. Она терпит жестокие поражения. Какая же, спрашивается, это „реализация“ фантазий Гельдерса? Зачем понадобилось редакции „На страже“ вводить читателей в заблуждение?» (Красная звезда. 20 октября 1938).