Бумеранг
Шрифт:
Взгляд предводительницы остановился на стеллажах с книгами. Они занимали почти всю стену. Книги были в прекрасном состоянии. Здесь были подписные издания классиков, что удивило Эмму, ожидающую обнаружить только фантастику и детективы. А 200 томов Всемирной литературы вообще никак не вписывались в представление Эммы о читательских интересах соседа.
Продолжая рассматривать книги, она обратила внимание на единственную фотографию в простой рамочке. На снимке была молоденькая девушка лет двадцати, не более.
Милое простое лицо говорило об открытости
Она уже хотела поставить фотографию на место, когда в комнату вошел Виктор Петрович.
— Все влюбляетесь? — то ли с иронией, то ли с упреком спросила Эмма.
— Это моя первая жена, — печально ответил он, ставя на стол чашки и чайник.
— Первая? А сколько же их было? — он только махнул рукой. Жест обозначал множественность. Эмма поджала губы. Поставила рамочку с милой девушкой на место. И уже сурово посмотрела на стол:
— У вас хоть сахар к чаю найдется? Хотя, не надо. Я пью без сахара. — На какое-то мгновение ей стало жалко одинокого холостяка. А он стоял такой виноватый и прямо-таки несчастный, чувствуя свою несостоятельность перед этой властной женщиной.
— Ну да ладно! Присаживайтесь, — чуть ли не на правах хозяйки продолжила она. — У меня к Вам серьезный разговор. — Петрович напрягся.
— Надо подумать, как разнообразить наш досуг. А то наши соседки совсем того. Ку-ку. Крыша у них от скуки едет. Знаете, что они учудили? — Петрович только плечами пожал и глазами выразил полное отсутствие понятия о том, чем занимаются его соседки в свободное от Эммы время.
А она, сделав выразительную паузу, выпалила:
— На мужской стриптиз ходили! — Эмма, естественно, не собиралась признаваться соседу, что и сама была в непристойном заведении.
Но у нее ведь оправдание — она пошла туда не с целью полюбоваться на мужские прелести, а по долгу, так сказать, ответственной и порядочной гражданки, которая блюдет честь и достоинство своих подопечных.
Мысли Петровича были совсем противоположной направленности:
— Ай да, молодцы. И как же я сам не додумался до такой шалости. Ведь никогда не бывал в таких заведениях. А зря! Упущение. Надо бы исправить. Конечно, полюбоваться бы не на мужиков, а на прелестных молоденьких танцовщиц. — Он замешкался с ответом, но, не рискуя нарваться на осуждение Эммы, неуверенно поддержал ее возмущение:
— Ох уж эти курицы. И чего им дома не сидится?
— Я вообще-то согласна с ними, что дома каждый вечер скучно. Но ведь есть другие клубы, куда более пристойные. Да и по возрасту нашему подходящие.
— Например?
— Караоке, например, — Эмма посмотрела на реакцию соседа. А тот не успел стереть с лица гримасу недовольства.
— Не нравится Вам идея?!
— Ну что Вы! Просто замечательная, — а сам подумал: «Еще чего! И что мы там не видели?»
Словно отвечая на его немой вопрос, Эмма продолжала:
— Не обязательно ведь петь самим. Я интересовалась. Там поют не только посетители, но даже профессиональные
Последние слова зацепили воображение Петровича:
— И Вы не против?
— А что? Почему бы и нет? В пределах разумного, конечно. Посидим, отдохнем, музыку послушаем. Так Вы меня поддержите? А то одной мне их не уговорить, тем более после посещения такого злачного места!
При этих словах перед взором Эммы возникла прикольная картинка: Казанова с его едва прикрытым мужским достоинством. Она плотно сомкнула веки, прогоняя видение.
Петрович только хмыкнул, но кивнул головой, якобы, в знак согласия.
— Значит, договорились, Вы меня поддержите?
— Безусловно, Эмма Борисовна, — потухшие минуту назад глаза Виктора Петровича, засветились радостной надеждой: — наконец-то, она уйдет.
С одной стороны, ему было очень приятно ее присутствие. Но с дугой — очень неловко за свое холостяцкое жилище, а еще больше за такое скудное угощение, вернее, его полное отсутствие. Угощать даму водой, подкрашенной заваркой не лучшего качества, было не в правилах отъявленного губителя женских сердец, пусть и бывшего.
— Да, забыла спросить. Это Вы сами собрали такую библиотеку? И читаете?
Петрович замялся. Признаваться было трудно, а врать почему-то не хотелось.
— Осталась от прежних владельцев квартиры. Они уехали во Францию на постоянное место жительства. Аперевозить эту шикарную коллекцию не решились. Хлопотно. Да и молодые. Разве молодежь нынче читает такое? Все больше эротику и фантастику такой же направленности. Им горяченькое подавай, а не письмо Татьяны к Онегину.
— Ишь ты, тоже мне романтик, — подумала Эмма с некоторой долей стыда. Вслух продолжила: — А Вы что же? Читаете?
— Вот перечитываю потихоньку.
— Что именно?
— Хэмингуэя, например. «По ком звонит колокол». И знаете, совсем по-другому сейчас все воспринимаю. Или вот еще. — Он достал с полки Булгакова: — «Мастер и Маргарита». Читали?
Эмме пришлось смущенно пожать плечами:
— Нет. Как-то не довелось, — но ее заинтересовала обложка, на которой была изображена обнаженная женщина, пролетающая над городом верхом на метле. — Похотливый старик! — подумала она.
— Прекрасная вещь, — восхищенно продолжал он. Только сейчас я до конца понимаю всю остроту сюжета. Это вечный роман. Поистине, «Рукописи не горят».
Эта его тирада была не совсем понятна Эмме Борисовне. К тому же, ей было не по душе, что сосед, уверенно взявший инициативу в свои руки, превосходит ее в чем-то, не совсем понятном для нее.
— Ну да ладно. Вернемся к прежнему нашему разговору, — напомнила она о теме, которая была близка и позволяла чувствовать себя на высоте. — Вы не подведете меня?
— Да, конечно, — ответил сосед, задумавшийся на секунду, но уже вполне справившийся и с возникшей несколько ранее неловкостью, и с приятным ощущением от прикосновения к любимому роману.