Бунино солнце

Карпович Ольга

Наконец, уяснив для себя что-то, Тамара Андреевна ловким движением разжала овчаренку челюсть и выпустила ее. Я подхватила свою девочку на руки, свекровь же, обтирая носовым платком кровь с пальца, заключила.

– Молодчина! Видела, она палец не просто тяпнула, она перекусить пыталась. Не отпустила, а стала двигаться выше. Такую собаку нужно на службу отдавать, очень перспективная, боевая, охранная.

Я же, прижав к себе Буню, только пожала плечами:

– Ну, я надеюсь, ни от кого охранять ей меня не придется.

– Ты слишком ее балуешь, – припечатала свекровь. – Она должна знать порядок и дисциплину. А ты из нее какую-то болонку делаешь. Так не пойдет.

Она по природе доминантный зверь, ее нужно заставить слушаться. Иначе она выйдет из-под контроля и будет пытаться занять место вожака в стае. Вот что, я сама буду ее дрессировать.

Я не стала возражать. В конце концов, я действительно ничего не знала о собаках и взять Буню к себе меня заставил порыв. Было вполне возможно, что Тамара Андреевна права, и Буне недостаточно только моей любви и терпения, но нужна и жесткая рука.

Свекровь гоняла Буню по двору, учила командам, и вскоре Буня уже научилась правильно реагировать на приказы «Рядом!», «Ко мне!», «Фу» и другие. Умело преодолевала препятствия, приносила палку.

Когда же моей девочке исполнилось четыре месяца, Тамара Андреевна заявила, что ее пора выводить на взрослую площадку. В первый раз я поехала туда с ними вместе, и происходящее там мне решительно не понравилось. Буня вела себя совершенно бесстрашно, залихватски лаяла на взрослых матерых псов. И Тамара Андреевна была этим очарована, не могла нарадоваться, какая злая, рабочая сука со временем вырастет из моей собаки. Я смотрела, как умело Тамара Андреевна провоцирует Буню на агрессию, как вытягивает из нее, по природе всего лишь бойкой и любопытной, звериную злость, и понимала, что такого я для своей девочки не хочу. И, стоило нам уехать с площадки, как я поставила вопрос ребром.

– Тамара Андреевна, я не хочу, чтобы вы возили Буню сюда.

– Это почему? – фыркнула свекровь, уверенно лавируя на своем джипе по оживленной Московской улице.

– Я посмотрела планы занятий, – объяснила я. – И мне не нравится, что он включает притравку. Буня – домашняя собака, не сторожевая. И я не хочу, чтобы из нее вырос агрессор и тиран. Пускай остается такой же веселой и ласковой.

– Ерунду говоришь, – припечатала Тамара Андреевна. – У собаки отличные бойцовские качества, ты и так безбожно ее разбаловала. Хочешь вконец испортить животное?

– Это мое дело, – твердо заявила я. – И моя собака. В воспитание ваших питомцев я не лезу, но мою Буню, будьте добры, оставьте в покое.

Тамара Андреевна только сурово покосилась на меня, но больше ничего не сказала. Я же, довольная тем, что отстояла свою девочку, и не подумала о том, какие последствия может иметь этот наш разговор.

Семейная жизнь моя меж тем окончательно шла прахом. Гоша, и раньше-то часто норовивший вести себя со мной, как капризный ребенок с балующей его матерью, после появления в доме Буни окончательно вошел в эту роль. То ли его мучила ревность к тому, что у меня в жизни нашлось любимое существо, то ли его в принципе раздражало, что я позволила себе такую вольность – притащить в его дом собаку. В общем, житья мне от него не стало окончательно. Он постоянно за что-то на меня дулся, то впадал в депрессию и лежал на диване лицом к стене, то закатывал мне бурные истерики.

– Тебе на меня наплевать! Тебя интересует только эта долбанная псина! Убери ее отсюда к черту, чтобы и духу ее в моем доме не было.

– Гоша, уймись, – пыталась увещевать я. – Ты ревнуешь меня к Буне? Самому не смешно?

– Я не ревную, – заявлял он, закатывал глаза и страдальчески дрожал губами. – Мне просто все это надоело. Я – актер, творческий человек,

я не могу сосредоточиться в этом постоянном шуме.

И он кивал головой в сторону Буни, увлеченно грызшей в углу резинового зайца.

Надо отдать должное Тамаре Андреевне, в наши взаимоотношения она никогда не вмешивалась. Зато мои отношения с Буней волновали ее всерьез. Не зря мне порой казалось, что четвероногие воспитанники были для этой железной бабы большими детьми, чем родной сын. Может, потому так и взбеленился на появление Буни Гоша – история повторялась, еще одна женщина в его жизни предпочла ему собаку.

Итак, Тамара Андреевна не упускала случая зазвать меня на кухню пить чай и там, этак ласково, подкладывая мне в блюдце варенье, предложить:

– Инна, ты бы отдала Буню мне. Она перспективная, из нее получится отличная служебная собака. Сама подумай, она скоро вырастет, и ты не сможешь с ней справиться. Лучше отдай сейчас, и она принесет пользу Родине.

– Не хочу я отдавать Буню, – вскипела я. – Вы что такое говорите? Она моя, моя собака. Она меня любит, она мне предана. Как же я ее отдам, это же будет предательство.

– Чушь! – бросила Тамара Андреевна. И тут же спохватившись, заговорила ласково. – Ты ешь, ешь варенье. Это смородина, я сама варила, – и, подкладывая мне еще сладкого, продолжила. – Ты рассуждаешь, как человек. А она – собака, у нее другое сознание. Она скоро тебя забудет, станет служить, исполнять свой долг. Для таких собак, как она, счастье заключается в том, чтобы быть полезной. Охранять, выслеживать противника, бросаться на него и побеждать. Вспомни, как она отреагировала на тест Кэмпбелла – а ведь была совсем еще крохой. Только подумай, ведь она сможет человеческие жизни спасать, а ты из нее хочешь сделать комнатного щенка. Она у тебя начнет чахнуть, нервничать, вызверяться на тебя же, и все это закончится плачевно.

От приторной смородины к горлу подкатила тошнота. Я решительно встала, отодвинула от себя блюдце с темной густой жидкостью – несколько капель тяжело шлепнулись на столешницу, и заявила:

– Тамара Андреевна, об этом и речи быть не может. Буня – моя и останется у меня. И я вас очень прошу, не будем больше возвращаться к этому разговору.

Свекровь сверкнула на меня глазами, но сдержалась, только сухо хмыкнула и дернула плечами. Мол, что с тобой, дурой, разговаривать?

В эту ночь Буня, словно прослышав о нашем разговоре, жалась ко мне всем телом и преданно заглядывала в глаза, будто хотела удостовериться, что я никому ее не отдам и сама никуда не пропаду. Я чесала ей бархатистое брюшко, и ушки и шептала:

– Ну что ты, что ты, маленькая моя? Все хорошо, мы с тобой вместе, видишь? Так всегда и будет.

От моей девочки пахло топленым молоком и пастилой, я целовала ее в морду и покрепче прижимала к себе.

Мне тогда и в голову не приходило, что возможно Буня собачьим чутьем предчувствовала скорую беду, узнать о которой я своими человеческими органами чувств была не в состоянии.

Спустя неделю после этого вечера чаша моего терпения переполнилась, и я решила уйти от Гоши. Виной тому стал очередной устроенный им безобразный скандал. Мой благоверный собирался на спектакль, как вдруг обнаружил, что его любимый галстук куда-то задевался. Разыграна была целая драма. Гоша заламывал руки, стенал и обвинял в потере всех и вся. Тамара Андреевна, выслушав лишь первую часть этой арии, удалилась к себе в кабинет и захлопнула перед попытавшимся сунуть туда нос Гошей дверь. Я тоже собиралась было ретироваться, но не успела. Дражайший супруг настиг меня в гостиной и завел любимую песню.