Бункер. Смена
Шрифт:
— Здесь все с ума посходили, — прошептал Фрэнки, как только они отошли от ворот.
— Да, я заметил, что прилавков у входа прибавилось, — кивнул Миссия. — И с каждым днем их все больше, да?
Фрэнки придержал Миссию за руку и пошел медленнее, чтобы у них осталось больше времени на разговор. Из какого-то офиса доносился запах свежевыпеченного хлеба. До пекарни на седьмом было слишком далеко, чтобы доставить сюда теплый хлеб, и выпечка хлеба на фермах тоже стала признаком изменений. Муку, наверное, мололи здесь же, где-то в укромном месте.
— Ты
— Я носил туда груз недели две назад, — сказал Миссия, засовывая пальцы под лямки и поправляя на спине тяжелый насос. — И видел, что там что-то сооружают возле экранов. Но только не понял, что именно.
— Они там начали выращивать зелень. Кажется, и кукурузу тоже.
— Тогда, значит, у нас будет меньше рейсов от ферм до кафетерия, — решил Миссия, размышляя с точки зрения носильщика. Он постучал по стене носком ботинка. — Рокер будет в ярости, когда узнает.
Фрэнки прикусил губу и прищурился:
— А разве не Рокер начал выращивать себе фасоль в диспетчерской?
Миссия пошевелил плечами. Руки начали неметь. Он не привык стоять с грузом — он привык двигаться.
— Но это совсем другое, — возразил он. — Это еда для носильщиков.
Фрэнки покачал головой:
— Да, но разве это не лицемерность с его стороны?
— Ты имел в виду лицемерие?
— Да не важно. Я лишь хотел сказать, что у всех есть оправдание. «Мы это делаем, потому что они это делают, а начал это кто-то другой. Так почему бы нам не сделать чуточку больше, чем делают они?» Такое вот отношение, блин. А потом мы начинаем дергаться, когда следующая группа делает еще чуть больше. Вот одно и подталкивает другое, как в зубчатой передаче.
Миссия взглянул через холл на сияние далеких ламп дневного света.
— Ну, не знаю. Похоже, мэр в последнее время пустил все на самотек.
— Ты что, действительно считаешь, что мэр чем-то управляет? — рассмеялся Фрэнки. — Да он сам боится. Он испуганный и старый. — Фрэнки бросил взгляд в холл, убеждаясь, что к ним никто не приближается. Он еще с молодости отличался нервозностью и склонностью к паранойе. Тогда это было прикольно, а сейчас печально и чуть тревожно. — Помнишь, как мы когда-то говорили о том, чтобы стать главными? И как тогда все изменится?
— Все не так просто. К тому времени, когда мы станем начальниками, мы уже постареем, как они, и нам на все будет плевать. И тогда уже наши дети станут ненавидеть нас за то, что мы ничего не хотим менять.
Фрэнки рассмеялся и вроде бы немного расслабился:
— Точно, ты прав.
— Ну ладно, мне надо топать, пока у меня руки не отвалились.
Миссия шевельнулся, поправляя насос на спине. Фрэнки хлопнул его по плечу.
— Точно. Рад был повидаться, старина.
— Взаимно.
Миссия кивнул и повернулся, чтобы уйти.
— Да, вот еще, Мис…
Он остановился и обернулся.
— Ты ведь увидишь Кроу через день-другой?
— Завтра пойду в ту сторону, — подтвердил он, предположив, что переживет сегодняшнюю ночь.
Фрэнки улыбнулся:
— Передай
— Передам, — пообещал Миссия.
Еще одно имя добавилось в список. Если бы он мог брать с друзей деньги, передавая их послания, то накопил бы уже гораздо больше имеющихся трехсот восьмидесяти четырех читов. Всего по полчита за каждый привет для Кроу, и сейчас у него уже была бы своя квартирка. И ему не пришлось бы ночевать на промежуточных станциях. Но послания друзей весили гораздо меньше, чем мрачные мысли, поэтому Миссия был не прочь заполнять ими место в голове. Они вытесняли другие мысли. И, Бог свидетель, Миссия честно таскал свою долю тяжелых мыслей.
Гораздо логичнее (и лучше для спины Миссии) было бы сперва доставить насос, а уже потом навестить отца, но весь смысл доставки насоса как раз и состоял в том, чтобы отец увидел сына с грузом. Поэтому Миссия и отправился в залы-плантации, к тому участку, который обрабатывал его отец и, кажется, еще и его прапрадед. Мимо фасоли и черники, за кабачками и картофелем. На делянке, где уже созрела кукуруза, он и отыскал отца, стоящего на четвереньках в позе, в какой Миссия запомнил его навсегда: лопаточкой он рыхлил почву, а руки выдергивали сорняки столь же привычно, как девушка наматывает прядь волос на палец, даже не сознавая, что она это делает.
— Папа.
Отец повернул к нему голову. Его лоб блестел от пота: мощные лампы давали много тепла. На миг блеснула улыбка. Из-за последнего ряда кукурузы вышел его сводный брат Райли: небольшая двенадцатилетняя копия отца с измазанными землей руками. Он первый выкрикнул его имя и подбежал к брату.
— Похоже, кукуруза хорошо уродилась, — заметил Миссия.
Он положил руку на ограду, переместив тяжесть насоса на спину, протянул руку и помял кукурузный лист. Влажный. Початки можно будет собирать недели через две. Запах листа вернул его в прошлое. Он заметил галлицу, ползущую вверх по стеблю, и ловко прищемил паразита.
— Что ты мне принес? — пискнул младший брат.
Миссия рассмеялся и взлохматил темные волосы брата — подарок его матери.
— Извини, братишка. На этот раз меня сильно нагрузили.
Он чуть повернулся, чтобы Райли и отец увидели его ношу. Брат залез на нижнюю планку ограды и подался вперед, чтобы рассмотреть получше.
— Почему бы тебе не снять его на время? — просил отец. Он похлопал ладонями, чтобы крошки драгоценной земли остались на нужной стороне от ограды, и пожал сыну руку. — Хорошо выглядишь.
— Ты тоже, папа. — Миссия охотно выпятил бы грудь и вытянулся, если бы это не грозило падением на спину из-за тяжести насоса. — Это не брехня насчет того, что в кафетерии стали выращивать зелень?
Отец хмыкнул и покачал головой.
— И еще кукурузу, насколько я слышал. Очередная «опора на собственные силы». — Он ткнул пальцем ему в грудь. — А это затронет и вас, парни.
Отец имел в виду носильщиков, а его тон ясно подразумевал: «Я же предупреждал». Он всегда говорил таким тоном.