Бунт Афродиты. Tunc
Шрифт:
— Садитесь, — сказал я как можно радушней.
Всем своим обликом он напоминал вонючих лабораторных крыс провинциальных университетов — твидовый пиджак, весь в пятнах, и серые штаны, невероятно грязная и мятая рубаха без одной запонки. Он бросил на стол кипу чертежей и придвинулся вместе со стулом, чтобы дать пояснения, осторожно водя по ним карандашом с серебряным колпачком. От его пиджака несло затхлостью. Я готов был выразить, не стесняясь в выражениях, своё негодование, но, едва взглянув на чертежи, увидел удивительную элегантность его решения; он взял новый натриевый
— Но это ведь оружие! — не удержался я наконец. — Ужасно. Я надеялся, мои игрушки принесут пользу человечеству, а не… будут способствовать его уничтожению.
Он взглянул на меня невозмутимо, скептически и с некоторым презрением. Потом закурил новую сигарету и сказал:
— Я смотрю на все это совершенно иначе. И сделаю все, что в моих силах, чтобы осложнить человечеству жизнь, хотите верьте, хотите нет. — И он осклабился, показав неровные прокуренные зубы.
— И тем не менее, — сказал я с нескрываемой неприязнью, — думаю, должен вас поздравить.
— Слишком рано, — сказал он. — Подождите, пока мы проведём первые стрельбы и увидим, как работает прибор. Вам не стоит особо роптать, Чарлок; по сравнению с некоторыми вещами, которыми занимается фирма, эта… просто безделица.
Крохотная панель двусторонней связи снизу моего стола вспыхнула, и зажужжал зуммер. Раздался спокойный голос Натана:
— Хорошие новости, мистер Чарлок. Мистер Пехлеви просил передать, что контракт на ртуть нам обеспечён; мы сможем закупить её по ценам значительно ниже прежних.
Маршан потихоньку сворачивал свои чертежи, чтобы убрать их в картонный футляр. С нижней губы у него свисала сигарета.
— Маршан, вы когданибудь видели Джулиана Пехлеви? — спросил я с любопытством; я заметил за собой, что в последнее время обращаюсь с подобным вопросом ко все большему числу людей. Очень немногие могли ответить утвердительно — Натан был одним из тех избранных, которые имели такую привилегию. Лицо Маршана сморщилось в ухмылке, он отрицательно помотал головой.
— Не могу сказать, что видел. Он мне только звонит. — Он потоптался, словно хотел чтото добавить и не решался.
— Должен признаться, — сказал я со смехом, — эта его чёртова неуловимость действует мне на нервы.
Маршан почесал нос.
— И все же, — сказал он с удивлением, — он должен гдето существовать — посмотрите вашу газету.
Сегодняшняя газета лежала нераскрытая в корзине для бумаг. Маршан взял её, вмиг пролистал, развернул на странице финансовых новостей и протянул мне. Я увидел полный текст речи, произнесённой Джулианом на совещании директоров предприятий.
— Видите? — сказал Маршан. — Несколько сот поганых директоров слушали его вчера целый час.
Несмотря на внушительный список успехов на всех фронтах, в тот вечер я возвращался в загородный дом, ощущая какуюто подспудную тоску. Когда я приехал, Бенедикта была уже в постели. Я подошёл и долго смотрел на неё, спящую в розовом свете ночника, грудь её мерно вздымалась, сон разгладил лицо, ставшее трогательнонаивным.
— Феликс!
Я обернулся, но она попрежнему лежала, и глаза у неё были плотно закрыты.
— Ты смотрел, как я спала, — проговорила она.
— Да.
— Я была у Нэша и Уайлда. Они считают, что я не ошибаюсь, что я беременна.
— Открой глаза.
— Нет.
Изпод сомкнутых век медленно выкатились две слезинки и побежали по её орлиному носу.
— Бенедикта! — прикрикнул я на неё. Она тяжело вздохнула. — Но ведь ты говорила, что хочешь ребенка.
— Говорила. Но я не знала, что все будет вот так. Я вытер ей нос своим платком и хотел поцеловать её, но она отвернулась и уткнулась лицом в подушку.
— Не хочу, чтобы меня трогали, разве не видишь? Пожалуйста, не трогай меня.
Я в замешательстве понял, что эти слова означают крутую перемену в наших отношениях.
— Уходи. Сейчас мне нужно поспать.
В тоне, каким она это сказала, слышалось: «Ты мне отвратителен, омерзителен». Теперь глаза её были открыты и говорили то, что не могли выговорить губы. В холле я опустился в кресло и ошеломлённо уставился в противоположную стену. «Это, наверно, пройдёт».
Едва я в тот вечер кончил ужинать, как у подъезда заскрипел гравий под колёсами машины. Это приехал Нэш, которого я уже видел раньше раз или два, — низенький розовощёкий толстяк. Он стоял с самодовольным видом у камина, покачиваясь на каблуках, и пил виски. Мы говорили о Бенедикте.
— Она часто переживает состояние тревоги или истерии, но вы, верно, знаете об этом. С этим ничего нельзя поделать, однако и слишком беспокоиться не следует. Я дал ей пару таблеток снотворного; если не возражаете, я сейчас поднимусь наверх и поговорю с ней. Кстати, это ужасно, что случилось с Карадоком.
— Что с ним?
— Вы разве не читали «Ивнинг стандард»? Погиб в авиакатастрофе. Я глазам своим не мог поверить.
Карадок погиб! Словно обухом по голове. Нэш достал газету из саквояжа и пошёл по длинной лестнице наверх, качая головой и чтото бормоча себе под нос.
СВИДЕТЕЛЬ АВИАКАТАСТРОФЫ
Сидней Сообщается, что австралийский авиалайнер находился рядом, когда самолёт компании «Истерн овервейс» DC 7 упал вчера днём в море недалеко от Сиднея. Представитель по связям с прессой федеральной авиаслужбы представил запись переговоров между экипажем и диспетчерами. Вскоре после взлёта DC 7 находился на высоте 3700 футов, и почти в то же время австралийский авиалайнер приближался к Сиднею на высоте 3500 футов. Вот запись переговоров: «Наши маршруты находятся в опасной близости. Сейчас делаем разворот на три шесть ноль. Есть ли ещё объект в той же точке? Время вашего манёвра?»