Бунт на «Кайне»
Шрифт:
Марик не сводил глаз с председателя суда капитана Блэкли, стоявшего в центре, прямо перед флагом. Лицо его внушало Марику страх — острый нос, тонкая темная линия рта, маленькие зоркие глаза под нависшими бровями, взгляд надменный и недоверчивый. Капитан Блэкли был почти седой, со старчески обвисшей кожей под подбородком, бескровными губами и темными морщинами вокруг глаз. Марик слышал о нем: подводник, начинал службу на флоте матросом, теперь из-за болезни сердца списан на берег. Он был известен, как один из самых суровых поборников воинской дисциплины в командовании Двенадцатого флота. Когда Марик после присяги наконец сел на свое место, то почувствовал,
В состав суда вошли лейтенант-коммандер из кадровых офицеров и пять лейтенантов. Вид у них был самый обычный; таких сколько угодно можно встретить в любом общежитии для несемейных офицеров. Двое из пяти были врачи из резервистов, а два остальных — кадровые, из действующего флота, пятый — тоже резервист.
Большие часы над столом прокурора Челли показывали уже четверть одиннадцатого, когда закончились судебные церемонии, казавшиеся Марику совершенно непонятными. Прокурор пригласил первого свидетеля лейтенант-коммандера Филипа Фрэнсиса Квига.
Когда распорядитель вышел в коридор, глаза всех не отрывались от двери. В зал заседаний вошел бывший капитан тральщика «Кайн», загорелый, спокойный, в новой темно-синей морской форме с тремя золотыми галунами на рукаве. Марик не видел его почти два месяца. Капитан Квиг был неузнаваем. Марику он запомнился таким, каким он видел его в последний раз, в разгар тайфуна. Маленький, с отвислым брюшком, в насквозь промокшей рабочей одежде и сером спасательном жилете, сжавшись, он уцепился за машинный телеграф. Его небритое лицо позеленело и исказилось от страха. Теперь же перед ним, держась по-военному прямо, стоял уверенный в себе, приятной наружности человек, выглядевший даже довольно моложаво, несмотря на просвечивающую сквозь светлые пряди волос розовую лысину. Марик был потрясен.
Квиг занял свое место на свидетельской трибуне в центре зала. На вопросы от отвечал спокойно и уверенно и ни разу не взглянул на Марика, сидевшего всего в нескольких шагах справа, за столом адвоката.
Челли сразу же перешел к тому утру, когда налетел тайфун, и попросил бывшего капитана «Кайна» рассказать своими словами все, как было. Квиг быстро и четко, в скупых выражениях рассказал, как на тральщике начался бунт. Марик вынужден был признаться себе, что факты он излагал как будто верно, скорее, их внешнюю сторону. Стоило чуть переставить акценты, что-то притенить, что-то, наоборот, выпятить, полностью умолчать о том, как выглядел и как вел себя капитан во время тайфуна, чтобы картина происшедшего была полностью искажена. Со слов Квига выходило, что он делал все, чтобы корабль не отклонился от курса и не потерял скорость, и, несмотря на резкое ухудшение погоды, ему это удавалось, пока его помощник вдруг не Впал в буйство и не отстранил Квига от командования. Но даже после этого, оставаясь на мостике, он продолжал отдавать нужные распоряжения и помог своему обезумевшему от страха помощнику успешно провести судно через шторм.
Члены суда с сочувственным вниманием выслушали показания Квига. Капитан Блэкли один раз даже бросил грозный взгляд в сторону обвиняемого. Марика охватило отчаяние еще до того, как Квиг кончил свои показания, и он смотрел на своего адвоката глазами, в которых не было ничего, кроме испуга. Гринвальд, поигрывая красным карандашом, рисовал в блокноте одну за другой маленьких розовых свинок.
— Коммандер, — спросил прокурор Челли, — чем вы можете объяснить поведение вашего помощника?
— Видите ли, — спокойно начал Квиг, — обстановка действительно была опасной. Ветер десять-двенадцать баллов, волны,
— Грозила ли «Кайну» в этот момент опасность?
— Я бы не сказал, сэр. Разумеется, тайфун всегда представляет серьезную опасность для любого корабля, но «Кайн» шел хорошо и до тайфуна, и после него.
— Вы когда-нибудь страдали психическими расстройствами, сэр?
— Нет, сэр.
— Вы не были больны чем-либо в то время, когда Марик вас отстранил от командования?
— Нет, я не был болен.
— Вы заявили протест против действий вашего помощника?
— Да, самым решительным образом.
— Вы пытались вновь взять на себя командование судном?
— Да, и неоднократно.
— Вы предупредили своего помощника об ответственности за его действия?
— Я сказал ему, что его поступок является бунтом.
— Что он вам ответил?
— Сказал, что знает это, знает, что его будут судить, и тем не менее он и дальше будет выполнять функции командира корабля.
— А как к этому отнесся вахтенный офицер Кейт?
— Он был так же перепуган, как и Марик, если не больше. Он во всем поддерживал Марика.
— А остальные офицеры?
— Они растерялись и во всем подчинились Марику. Думаю, в создавшихся условиях у них не было иного выхода.
— А как вел себя рулевой?
— Я считаю Стилуэлла самым опасным смутьяном на корабле. Он эмоционально неуравновешенный человек, а его преданность энсину Кейту просто непонятна. Он игнорировал мои распоряжения и, кажется, делал это с удовольствием.
— Где сейчас находится Стилуэлл?
— Я случайно узнал, что он в психиатрическом отделении госпиталя. Тяжелая форма депрессии.
Челли посмотрел на членов суда.
— Капитан Квиг, хотите ли вы сказать еще что-нибудь, имеющее отношение к событиям 18-го декабря на тральщике «Кайн»?
— Разумеется, я много думал о случившемся. За всю мою службу на флоте это самый неприятный случай, и, насколько я понимаю, единственный, порочащий мою репутацию. Несчастливое стечение обстоятельств, подстроенный инцидент. Если бы в тот день вахтенным офицером был не Кейт, а другой офицер, а на руле стоял не Стилуэлл, никаких происшествий не было бы. Офицеры Кифер, Хардинг или Пейнтер не стали бы выполнять указаний Марика. Они быстро привели бы его в чувство. Нормальный рулевой выполнял бы распоряжения капитана, а не офицеров. Этим троим, Марику, Кейту и Стилуэллу, удалось объединиться против меня в такой критический для корабля момент. Мне не повезло, а им, думаю, не повезло еще больше.
Квиг еще говорил, когда Марик, взяв из рук Гринвальда его красный карандаш, быстро написал: «Я могу доказать, что никакой паники у меня не было». Адвокат чуть пониже приписал: «Хорошо. Только, может, и не понадобится», и обвел оба текста контуром, изображавшим большую свинью.
— У суда имеются вопросы к свидетелю, — объявил председатель. — Как долго вы служите на флоте?
— Скоро будет четырнадцать лет.
— За это время вы неоднократно проходили медицинские освидетельствования — когда поступали в Академию, после ее окончания, при получении чина, при продвижении по службе и так далее?