Бунт на продажу. Как контркультура создает новую культуру потребления
Шрифт:
Совсем не случайно, что на протяжении XX столетия США служили движущей силой контркультурного мышления. В то время как европейские интеллектуалы постоянно пытались срастить контркультурную критику со старыми традициями — в частности, с марксизмом, среди американцев было гораздо больше людей, воспринимавших контркультурную идею как самостоятельную политическую программу. Это произошло отчасти потому, что контркультура хиппи разделяла многие из идей индивидуализма и свободы воли. А ведь именно благодаря этим постулатам идеология неолиберализма и свободного рынка всегда являлась основным оплотом правого крыла американской политики. Этот индивидуализм имеет глубокие корни. Безусловно, прообразом контркультурных идей послужили труды таких американских мыслителей XIX века, как Ральф Уолдо Эмерсон и Генри Торо. И Эмерсон, и Торо относились к группе, известной как новоанглийские трансценденталисты, члены которой разделяли общую веру в благую сущность природы в комбинации с всеобщим
Эмерсон — признанный лидер группы — возмущался обществом, которое проповедует демократию, но фактически требует послушания и соблюдения обезличивающих обычаев и традиций. Его знаменитое изречение «тупая последовательность — это жупел маленьких умишек» часто цитируется для прославления иррациональности, но оно несколько поверхностно. Эмерсон высмеивал общество, представлявшее собой своего рода «акционерную компанию, члены которой ради обеспечения хлебом каждого акционера соглашаются пожертвовать свободой и культурой едока. Главная добродетель в таком случае — конформизм. Уверенность в своих силах противна ему». По мнению Эмерсона, требование к людям быть последовательными в своих привычках и убеждениях — это просто способ использования прошлого для тирании настоящего. Уверенность в своих силах — единственный достойный ответ, и «тот, кто хочет жить по-человечески, должен быть нонконформистом».
Идеями романтического индивидуализма можно играть, занимаясь политикой как правого, так и левого толка. Правые используют эту идею для атак на «интервенции» правительства в повседневную жизнь. У них считается: когда человеку позволяют поступать по собственному усмотрению, он способен достичь лучших результатов, чем тот, кому указывают сверху. Общество самоорганизуется естественным путем. Правительство — это искусственное образование, придуманное теми, кто заинтересован в доминировании и контроле. (Эти взгляды особенно четко отражены в теории спонтанного порядка, разработанной австрийским экономистом и философом, сторонником либеральной экономики и свободного рынка Фридрихом фон Хайеком.)
Идея о том, что мы не нуждаемся в правительстве, довольно близка к идее об абсолютной ненужности правил. Этот аргумент особенно убедительно выражен в трудах писательницы и философа, апологета классического капитализма и индивидуального творчества Айн Рэнд. По мнению Рэнд, невидимая рука рынка примиряет собственные интересы с общим благом, ликвидируя, таким образом, потребность в любых правилах или ограничениях индивида. Не существует потребности ни в правительстве, ни в самоконтроле. Даже повседневные моральные ограничения рассматриваются Рэнд как еще одна система репрессивного ограничения индивидуальной свободы. Альтруизм, по мнению Рэнд, — это заговор слабых против сильных, попытка помешать тем людям, чье превосходство делает их опасными. Героев романов Рэнд обычно окружают коварные паразиты — жалкие ничтожества, полные сострадания и готовности идти на компромисс, которые стараются низвести сильных личностей до своего уровня. Однако герои в конечном итоге одерживают верх, достигая ницшеанского идеала трансценденции, т. е. выходя за пределы добра и зла. Эта полная свобода от морали воспринимается Рэнд очень серьезно. Оба ее главных героя — в романах «Источник» и «Атлант расправил плечи» — совершают то, что простые смертные называют словом «изнасилование». Однако для Рэнд эти пошлые стандарты не подходят, для нее «изнасилование» — это лишь жалкое слово, придуманное слабаками, чтобы обуздывать мощное сексуальное влечение свободного человека.
Достаточно лишь сравнить описание изнасилования в романах Рэнд со сценой соблазнения Лестером школьной подруги его дочери в «Красоте по-американски», чтобы увидеть параллели, существующие между правой идеологией свободы воли и левой контркультурной теорией. В обоих случаях глубоко эксплуататорские сексуальные акты являются, по замыслу авторов, частью процесса освобождения главного героя от обусловленного обществом подавления его сексуальности.
Ключевая разница между индивидуализмом левого и правого толка касается статуса частной собственности. Согласно точке зрения правых, именно рыночный обмен создает взаимную выгоду, стимулируя таким образом мотивацию, необходимую для гармоничного сотрудничества. Контркультурные теоретики левого толка пошли дальше. Они заявили, что можно иметь «спонтанный порядок» даже без наличия невидимой руки рынка, без всяких прав на собственность. Они рассудили, что права на собственность необходимы только в среде таких людей, которые не любят делиться. Если мы изменим сознание людей, освободим их от убогого собственнического индивидуализма, навязываемого капиталистической системой, то потребность даже в минимальных ограничениях, связанных с владением собственностью,
Серьезный проект построения глобального общества, основанного на любви, описан в 1980 году у Дюэйна Элгина в книге «Добровольная простота» (Voluntary Simplicity). Элгин считает, что существует три естественных претендента на роль основы для единого мирового порядка: сила, закон и любовь. Сила может быть эффективной (при условии, если удастся избежать ядерного холокоста), но продолжительный мир может быть достигнут только в результате построения монолитного военно-политического гегемона в планетарном масштабе. Порядок будет целиком основываться на психологии страха. Результатом станет система, совершенно не соответствующая потребностям человеческого духа в свободе и творчестве. Принимая во внимание, какое колоссальное количество вооружений потребуется для надежной охраны мира от угроз, результатом, утверждает Элгин, будет не жизнь, а простое выживание.
Глобальный порядок, основанный на законе, по мнению Элгина, будет мало чем отличаться от описанного выше. Человечество могло бы установить свод всеобщих правил поведения, которые дадут возможность мирного взаимодействия между нациями и людьми при минимальном принуждении и максимальной свободе и будут регулироваться чем-то вроде ООН. Однако даже для мирного юридического порядка потребуется массивный бюрократический аппарат, служащий удушению «жизненности, энергии, творчества и эволюции цивилизации». Таким образом, единственно возможной основой глобального сообщества, которая совместима с личной свободой и творчеством, является любовь или сострадание. Как практическая база для отношений между людьми любовь имеет ряд преимуществ. Она не имеет ничего общего с принуждением и, таким образом, «воздействует на мир более легко и мягко». Она умерит вред, исходящий от ограниченной бюрократической прослойки, которая все равно будет необходима, и позволит зародиться глобальной семье.
Ход мыслей Элгина ясно показывает тесную связь, которая всегда существовала между контркультурной политикой и политическим анархизмом. На протяжении всей холодной войны большинству американских радикалов были одинаково противны и коммунизм, и капитализм. В отличие от европейцев американские радикалы были склонны рассматривать коммунизм как всего лишь тиранию государства, пришедшую на смену тирании рынка. Кроме того, при отсутствии в Америке действительно авторитетной коммунистической или даже социалистической партии почти ничто не мешало расцвету идей анархизма. При том, что анархизм обличал два главных зла сегодняшнего дня — рынок и государство, казалось, что он, по крайней мере, находится вне подозрений в поклонении ложным богам. Конечно, традиционный анархизм был озабочен лишь принуди тельными властными структурами, особенно государственной властью. Но было нетрудно обобщить эту позицию и смешать ее с контркультурным противостоянием любой форме управления или регулирования. Вездесущий лозунг 1960-х «Не верь власти» демонстрирует, как эти две линии могут почти незаметно слиться воедино.
Таким образом, несмотря на вариации формулы, анархизм всегда образовывал сердцевину контркультурной политики. Ярче всего эта тема отражена в субкультуре панков такими рок-группами, как Crass и Black Flag, которые вели откровенно анархистскую пропаганду. Но анархизм не набрал обороты до выхода на сцену знаменитой Sex Pistols. Собственно, именно эта группа взяла анархистские идеи, бытовавшие в субкультуре хиппи, и придала им весьма негативную окраску (черпая вдохновение из огромного океана фрустрации по поводу того, что контркультурный проект 1960-х не дал ощутимых результатов). Поскольку попытки построения нового общества основывались на свободной любви, а коммуны хиппи так позорно развалились, Sex Pistols выдвинула мысль, что, возможно, полезнее будет сосредоточиться на разрушении старого общества. В каком-то смысле ее усилия были направлены на то, чтобы акцентировать внимания на неспособности контркультурного движения создать внятный образ свободного общества.
Главная цель анархизма — исключить из общества элемент принуждения. Вначале это может показаться не такой уж недостижимой задачей. Ведь для чего, собственно, нужно принуждение? Единственная ситуация, когда оно оправдано, это необходимость предотвратить причинение людьми друг другу вреда. Таким образом, надобность в принуждении объясняется только наличием несправедливости. Попросту говоря, плохие люди пытаются обидеть других, и общество не должно позволять им этого. Однако что служит мотивом для этих плохих людей? Обычно дело в том, что они сами пострадали от принуждения или несправедливости. Они воруют потому, что они бедны. Они нападают потому, что сами подвергались нападению. Может быть, все это лишь порочный круг? Вместо того чтобы наказывать этих людей, сохраняя этот порочный круг, возможно, лучше обратить внимание на скрытые причины их злобности? Благодаря улучшенному образованию, более эффективной социализации и ликвидации социальной несправедливости должна будет отпасть необходимость в принудительных мерах со стороны государства.