Бунт обреченных

Над полем боя повисла тонкая серая пелена: дымились примитивные орудия туземцев, коптили их углеводородные несовершенные Аи-Си двигатели, пылали леса и города. Тяжелый запах поднимался от горящих тел убитых. И все это смрадное серое облако медленно направлялось в сторону горных ущелий.

Группа наемников-спагов под моим началом только что спустилась с высоких величественных горных вершин, очистив их от имперских легионов ТхреннХааэ, и теперь подходила к границам Шонетка. Планета, на которой мы высадились, называлась Тхол.

Здешние

горы славились своей красотой — невероятно, невозможно-великолепные. Они представляли собой отличные декорации для театра тех дел, которые мы готовились здесь совершить.

Туземцы называли их Безоблачными горами; некоторые вершины намного превосходили по своей высоте величайшие пики Гималаев. Представьте себе блестящую груду серых камней, извергающуюся из самих недр планеты: континенты, в бешеной ярости сталкивающиеся друг с другом, выплевывают обломки материков, и те, словно оторванные конечности, разлетаются в разные стороны.

Перед нами уходила в небо махина в сорок тысяч метров, и нам казалось, будто замерзший свет льется из атмосферы; пустынная каменная громада с зазубренными, стрелой уходящими вверх пиками, на которых можно высечь многократное «нет», — ни единого деревца, ни намека на почву, совершенно бесснежная, безоблачная; ни ветер, ни дождь за многие века не смогли добраться до них. Одно только солнце, как божество, имело право смотреть на скалы, касаться, согревать и разрушать их…

Кто-то прошептал мне в затылок:

— Джемадар Атол Моррисон.

Я посмотрел на слабо мерцавший командный пульт:

— Слушаю, сэр…

Вдалеке замаскированная батарея жителей Тхола открыла беспорядочный огонь, тем самым обнаруживая себя и, возможно, нарушая жесткую дисциплину основу линии обороны этой широкой пыльной равнины. Золотисто-коричневый, бронзовый закат освещал ряды обороняющихся — они уже чувствовали, что неминуемая гибель ждет их.

Со свистом пролетели снаряды, а через мгновения склоны холма осветились красными ослепитель, ными вспышками, заставляя дрожать землю под моими ногами. Рядом разорвалась шрапнель. Несколько мелких осколков с легким тикающим звуком отскочили от моего скафандра.

Перед нами находился цвет местной воинственной расы: миллионы вооруженных до зубов воинов, таких же опасных, как и все то, что произвела эта странная планета.

Туземцам же противостояла отлично спаянная и слаженная команда наемников-спагов, состоящая из двухсот пятидесяти шести многое повидавших, отважных бойцов. Да, тяжело придется этим несчастным аборигенам… Вторжение началось неделю назад, и они прекрасно знали, что их ждет в недалеком будущем…

Все происходило почти точно так же, как и тогда, когда наемники атаковали Землю. Почти так же, за одним небольшим исключением — мы упорно сопротивлялись, в результате чего шесть сотен тысяч, и даже более того, хруффов-наемников остались лежать бездыханными.

И наших полегло немало — восемь биллионов…

Я тогда еще был ребенком. Мои родители были напуганы до смерти, а мне все происходящее казалось чем-то нереальным, очередной развлекательной программой. Но однажды я поднял голову и стал свидетелем гибели человеческого

космического корабля — он взорвался на земной орбите, яркой вспышкой пронзив бледно-голубое небо. От увиденного меня бросило в дрожь, я усиленно моргал глазами, пытаясь адаптироваться к белым слепящим точкам, наблюдая, как пламя медленно умирало в атмосфере.

Где-то там, над этим пыльным бронзовым небом, неся на борту маленьких голубых поппитов, двигался по орбите огромный военный корабль. В старых преданиях и легендах все время говорилось об ужасных злодеях-захватчиках, пришедших с небес, могущественных существах, гораздо выше и сильнее человека, клыкастых чудовищах.

Именно так мы думали о внезапно появившихся хруффах. Только гораздо позже, когда нас уже покорили, люди обнаружили, что эти самые поппиты не более, чем слуги, даже, скорее, рабы каких-то монстров, окрестивших себя расой господ. Да, это были всего лишь маленькие голубые существа размером с лягушку, поведением и повадками напоминающие муравьев. Где-то, когда-то, очень давно, маленькие голубые лягушки строили особые города-муравейники, пронизанные замысловатыми переходами, предназначение многих из которых до сих пор трудно понять. Но у них были еще и машины, медленно, но верно учившиеся думать.

Остается только удивляться, когда и почему механические слуги этих нечувствительных лягушек решили объявить себя расой господ, которой необходимо выйти в открытый космос и завоевать Вселенную.

Дженнингс прошептал:

— Продолжай, господа начинают нервничать.

«Нервничать? Почему, если они уже имеют все, что только можно иметь? Может, они знают то, чего не знаем мы?»

— Да, сэр, через пятнадцать минут.

Я просканировал поле боя, запоминая рельеф местности, порядок расположения огневых позиций туземцев. Равнину окружали небольшие холмы; серебристо-коричневая река протекала по ней; на западе висело тяжелое оранжевое солнце, еще не совсем скрывшееся за горизонтом.

Вдали, на фоне заходящего светила, виднелся город из красного кирпича один из немногих уцелевших, что мы не успели сжечь. Ну ничего, скоро придет и его черед.

Какие-то штуки, похожие на деревья с длинными узкими листьями бледно-золотого цвета, зашелестели на ветру, которого я не чувствовал, так как был надежно защищен скафандром.

— Кэти Ли?

Хавильдар, возглавляющая мой первый манипул, находилась на вершине ближайшего холма и махала мне рукой, будто могла с такого расстояния рассмотреть и узнать своего командира. Неуязвимость может воспитать беззаботность.

Где-то внизу, на равнине, рявкнула гаубица. Сверкнуло оранжевое пламя, повалил дым, и лишь затем ухнул раскат грома. Медленно описав кривую, снаряд рухнул на землю… Недолет — низкая кинетическая энергия.

— Метят по твоим позициям, Кэти Ли.

— Вижу, сэр.

Мы смотрели, как черная точка снаряда взлетела довольно высоко, а затем, описав неровную дугу, начала медленно опускаться. Я настроил прибор оптического увеличения, встроенный в шлем, и стал наблюдать a неразорвавшимися снарядами. Следующему поколению аборигенов, очевидно, уже не доведется увидеть такого зрелища.