Бунт
Шрифт:
Еще одну долгую минуту неловкого молчания я пыталась собраться с духом, чтобы сообщить отцу, что влюбилась.
— Ты беременна, — как ни в чем не бывало заметил он, нарушая тишину.
— Нет! — выкрикнула я, напугав тем самым Джоэля. — Нет! О боже, нет! НЕТ.
Ощутимый вздох облегчения прозвучал с расстояния более трехсот миль.
— Слава богу.
— Господи, папа. Какого черта?!
— Кажется, я только что постарел лет на тридцать.
— Но ведь речь идет обо МНЕ!
— ТЫ ведешь себя странно в последнее
Джоэль наклонился ближе, чтобы слышать, что говорит отец, а я потерла переносицу и призналась:
— Я люблю его. Просто хотела, чтобы ты знал, что я люблю его.
— Душечка, — проговорил папа, — я знал об этом еще на Пасху.
— Откуда? — выдохнула я.
Отец хохотнул в трубку.
— Потому что я — твой отец. Мне многое известно.
— Значит ты не против, чтобы мы жили вместе? — спросила я.
— Я этого не говорил. А теперь дай ему трубку.
Я неохотно передала трубку Джоэлю, и у них состоялся долгий разговор, во время которого он сказал отцу, что любит меня и никогда не причинит мне боль. К тому моменту, когда он вернул мне телефон, все чего я хотела — повесить трубку, чтобы до потери сознания целовать Джоэля за все те прекрасные слова, что он произнес.
— Хорошо, — сказал отец. — У тебя есть мое одобрение, но, если он когда-либо переступит черту, скажешь ему, что у меня есть пистолет.
— Но у тебя же нет…
— А ему вовсе не обязательно знать об этом.
Я засмеялась и сообщила отцу, что люблю его, а когда он, наконец, отпустил меня, широко улыбнулась Джоэлю. Спустя короткое время появились Роуэн с ребятами на фургоне для перевозки мебели, и я сразу же принялась командовать людьми, чем по-прежнему и занимаюсь, пока Шон и Майк вносят комод в комнату.
Расставлять мебель — легко, а вот мелкие детали — трудно: например, поставить кофейную чашку рядом с чашкой Джоэля, или расстелить одеяло на его кровати. Когда я ставлю фиолетовую зубную щетку в пластиковый стакан, где уже стоит его зеленая, сердце в груди совершает кульбит, и мне приходится сделать глубокий вдох, чтобы успокоить его. Расстановка мелочей ощущается, как банджи-джампинг, как прыжки с парашютом.
Как свободное падение.
Бывают моменты, когда мне снова хочется отойти от края. Однако стоит вспомнить, как мне было одиноко и плохо, позволяю себе упасть. По пути вниз я цепляюсь за Джоэля, смотрю ему в глаза, касаюсь его пальцев и нежно целую в губы, пока мы распаковываем вещи. И он падает вместе со мной.
Позже тем же вечером, когда все мелочи расставлены по местам, а я ни разу не потеряла сознание, переодеваюсь в коротенькие пижамные шортики и одну из футболок Джоэля.
— Так значит твой отец, в самом деле, не против? — спрашивает он во второй раз за день.
Я наблюдаю, как он стягивает футболку через голову. Боже, наверное, никогда не устану от этого зрелища.
— Мой отец любит тебя, —
Наша кровать. Сердце снова пускается в пляс, но на этот раз ощущения более теплые и приятные.
Джоэль скептически смотрит на меня и ложится рядом.
— Мне так не показалось по телефонному разговору…
— Что он сказал?
— Что ему не понравилось наблюдать, как его малышка плачет из-за парня.
Джоэль пододвигается ближе и кладет руку на мою талию. Его голос нежен, когда он осторожно интересуется:
— Ты плакала?
Я борюсь с желанием отрицать этот факт, преуменьшить пережитые страдания. Но вместо этого признаюсь:
— Я была разбита.
— Я полагал, тебя осчастливит мой уход…
Прижимаюсь к его груди, чтобы не смотреть Джоэлю в глаза, и он крепко обнимает меня в ответ.
— Я сорвалась на отца, когда ты ушел. Затем отправилась к Роуэн и выплакала все глаза. Напилась до чертиков и потеряла сознание, и папе пришлось ехать за мной.
— Прости меня, — просит он, поглаживая грубыми пальцами мою спину.
Я качаю головой, прижимаясь к его обнаженной коже, закрываю глаза и глубоко вдыхаю запах.
— Ту ночь я провела в гостевой спальне, рыдая в оставленную тобой футболку. Вернувшись на учебу, несколько раз надевала ее на ночь лишь потому, что очень скучала по тебе.
— Надевала?
— Ага. Она все еще у меня.
Джоэль немного отстраняется, чтобы прижаться губами к моим. Этот нежный поцелуй говорит о силе его чувств яснее, чем можно передать словами.
— Я люблю тебя, — все равно произношу я, совершенствуясь в своем признании. Мое сердце стучит ровно и спокойно.
— Я тоже тебя люблю, — говорит он, вновь нежно целует меня и задает вопрос: — Ты уже любила меня на Пасху?
— Я любила тебя на фестивале, — сообщаю и снова прижимаюсь к нему, зная, что это правда. — Просто не знала об этом.
— Я тоже. Просто не понимал, пока ты не вернулась домой и не написала мне.
— Мне следовало догадаться об этом раньше. Я просто не хотела признавать это.
— Почему?
— Никогда не хотела влюбляться. Моя мама…
— Ты не обязана говорить мне об этом, — предлагает он, когда я замолкаю на полуслове и делаю медленный вдох.
Я никогда ни с кем, кроме Роуэн и, в какой-то мере, отца, не говорила о своей маме. Но сейчас хочется, чтобы Джоэль знал о ней. Чтобы знал обо мне.
Мне нужно перестать прятаться. Стоит позволить ему увидеть меня.
Я отстраняюсь от Джоэля, чтобы утонуть в его голубых глазах.
— У моей мамы был роман на стороне, — рассказываю, набираясь смелости от его спокойного взгляда. — Понятия не имею, как долго он продолжался, но она ушла от нас, когда мне было одиннадцать, и это сломило отца. После этого я не хотела, чтобы кто-то имел такую власть надо мной.