Бунтари не попадают в раи?
Шрифт:
Пошире открываю рот, позволяя языку Янковского нырнуть чуть глубже, и упираюсь взглядом в его прикрытые веки. Сама я практически никогда не закрываю глаз во время поцелуя, потому что не хочу растворяться в нем. Не хочу терять контроль и становиться уязвимой. Кто бы что ни говорил, а трезвые мозги нужны не только в делах, но и в любви.
– А я думал, ты блефуешь, – прижавшись ко мне лбом, выдыхает Егор.
– В смысле? – ловлю его слегка расфокусированный взор.
– Ну в смысле прикидываешься, что я тебе нравлюсь, – внезапно выдает он. – Просто,
– Романтическая хрень мне и правда неинтересна, – ухмыляюсь. – А вот ты – очень даже.
– Не девушка, а ходячий срыв шаблона, – Янковский проводит рукой по моим растрепавшимся на ветру волосам, приглаживая их.
– Это еще цветочки, – подмигиваю хитро. – Ягодки будут позже.
– Ты о чем? – он заинтригованно вздергивает бровь.
– Скоро узнаешь.
Бросаю ему короткую прощальную улыбку и, развернувшись на пятках, устремляюсь прочь. Двигаюсь плавно и царственно, словно львица. Пусть смотрит мне вслед, любуется и мысленно гадает, что же я все-таки имела в виду.
Глава 19
Ася
В пятницу после пар приходится немного задержаться. А все ради того, чтобы исправить тройку, не дающую покоя моей маме, и заодно выслушать пространную тираду преподавателя о том, что физика – царица наук и ее изучение спасет новое поколение от тотальной деградации и отупения.
Получив долгожданную четверку, которая теперь какое-то время будет защищать меня от маминых нападок, я спускаюсь на первый этаж и, приблизившись к раздевалке, принимаюсь искать глазами гардеробщицу. Но, как часто бывает в послеобеденное время, Аксиньи Ивановны на месте нет. Видимо, опять ушла к техничкам и чаевничает.
Решив не тревожить старушку по пустякам, я толкаю дверцу гардероба и захожу внутрь. Ничего страшного из-за того, что я сама заберу свою куртку, не случится. Студенты постоянно так делают.
Неспешно бреду между рядами верхней одежды, когда внезапно откуда-то сбоку доносится не то вздох, не то фырканье. Вздрогнув, оборачиваюсь на звук и тут же столбенею, неприятно удивленная увиденным.
На подоконнике, слегка покачивая ногами, сидит Стелла и задумчиво колупает ногтем идущую пузырями оконную краску. Она выглядит совершенно спокойно и мирно, но мне ли не знать, что в случае с Кац внешность максимально обманчива.
Первый порыв – сорваться с места и удрать прочь. Пускай без куртки и прямо в балетках… Лишь бы подальше от нее. Подальше от ее холодных безразличных глаз, взгляд которых, подобно обломанной ледышке, царапает кожу. По правде говоря, сложно придумать что-то более пугающее и деморализующее, чем пребывание со Стеллой наедине. Для меня точно.
– Хочешь поджать свой трусливый хвост и снова сделать лапки? – насмешливо интересуется Кац, прочитав мои мысли. – Я не удивлена. Ни на что другое ты не годна.
Меня мало волнуют ее оскорбления. За последние пару лет я услышала
Единственное, почему я все еще стою на месте, – это понимание того, что мать, увидев меня без куртки и сапог, задаст жуткий нагоняй. У нее ведь сегодня выходной, она дома. А значит, остаться незамеченной при всем желании не выйдет.
Вот черт… Так отвратительно, не находите? Я стою и никак не могу определиться, кого же боюсь больше: родительницу или Стеллу. Даже как-то противно от собственного малодушия…
– Че замерла? – Кац повелительно вскидывает подбородок. – За шмотками пришла? Так бери.
Самое неприятное, что моя куртка висит прямо рядом с окном, на котором сидит одногруппница. Чуть левее. И для того, чтобы взять свои вещи, мне придется пройти мимо нее.
Сглатываю волнение и медленно трогаюсь с места, втайне надеясь на то, что Стелла сегодня не в настроении травить меня в полную силу. Всю прошлую неделю она и ее приспешники реагировали на мое присутствие крайне вяло. Цепляли только словесно, а иногда и вовсе не замечали.
Должно быть, это связано с тем, что внимание Кац полностью переключилось на Егора Янковского, с которым они вроде как стали парой: вместе сидят на занятиях, вместе обедают в столовке, вместе уходят из колледжа.
Только вот в данный момент Егора нигде не видно, и от этого факта мне становится не по себе. Ладони жутко потеют, а сердце оголтело молотит по ребрам. Мне даже чудится, будто его стук эхом проносится по всему гардеробу. Ужас…
– На улице такая грязища, – как ни в чем не бывало произносит Стелла, пока я нехотя сокращаю расстояние между нами. – Снег тает, течет…
Без понятия, зачем она это говорит, но погода пока и правда не радует. Повсюду слякоть и удручающая серость.
– Скоро все просохнет, – выдавливаю я, снимая куртку с крючка и вешая на него номерок. – Наверное…
– А сейчас мне что делать? Смотри, вся обувь в дерьме, – она кивает на свои ботинки, перепачканные темно-бурым месивом.
– Не знаю, может…
– Ой, какой у тебя милый пуховичок! – Кац не дает мне договорить. – Желтенький! Ты прямо долбанный цыпленок, Романова!
Ее голос звенит наигранным весельем, а меня буквально парализует новой волной страха. Ощущаю себя мышью, которую загнал в угол саблезубый тигр. Ведь если моей мучительнице сейчас весело, значит, мне в скором времени станет больно.
– Стелла, можно я просто уйду? – тихо прошу я, хотя чувство неотвратимости уже вовсю нависает надо мной.
– Нет, – улыбка сползает с ее лица так же резко, как появилась. – Давай свою куртку сюда.
– Не надо, пожалуйста…
Я не знаю, зачем говорю это, зачем прошу ее о пощаде. Все равно мои мольбы не помогут. Стелла им не внемлет. Она глуха и бессердечна. Всегда была и всегда будет.