Бунтарка
Шрифт:
Едва я делаю шаг на выход из кухни, как Кирилл перехватывает моё предплечье, удерживая на месте.
— Мирослав, тебе пора, — настойчиво изрекает Бессонов. Я быстро стираю со щек горячие слезы, ведь уверенна, что сейчас последуют нравоучения и мне придется стойко их принять.
— Да, и впрямь. Не расстраивайся, Василиса. На самом деле он знает, что ты знойная штучка. Ну всё-всё. Не смотри так, это всего лишь комплимент. Пока! — Мирослав, пытающийся разрядить обстановку, быстро прощается и уходит из дома.
— Ты обиделась или разозлилась?
—
— Я не идиот, Василиса. Посмотри на меня, — требует парень. — Ну же. Разве я много прошу?
Упрямо поднимаю подбородок, недовольно поджимая губы в напряженную полосу. Несмотря на то, что зрение размывается из-за слез, а щеки уже мокрые, смотрю в его глаза, ожидая вердикта.
— Недавно ты сказала, что злишься на меня из-за дерьмового спора. А я ведь тоже на тебя злюсь, Принцесса.
— Неужели? — процедила я.
— Хочешь я перечислю, сколько раз ты заставляла проявиться мою мигрень от твоих выходок? Разгромленная квартира, жестокий план мести с моим другом и твоей подругой… Ты даже легла под меня, чтобы…
— Я не жалуюсь на память, Кирилл. Что ты хочешь сказать? Ты не пережил того, что пережила я и не тебе судить мои реакции, желания и действия. Так что твоё сравнение — идиотское… Несмотря на то, что ты не идиот.
— А теперь снова хамишь. Защищаешься. От меня, — его глаза сверкают от раздражения. — Разве я мало делаю для того, чтобы помочь тебе? Почему ты упрямо хочешь всё испортить и ставить свои условия, которые идут в резон с моими планами?
Я тяжело выдыхаю, отворачиваясь.
— Ты хочешь контролировать меня и ситуацию. Я понимаю это. Но ты уже хорошо меня знаешь, Василиса. Разве я могу причинить тебе… Чёрт, — он раздраженно чертыхается и отходит к столу, нервно наливая себе кофе, расплескав напиток на деревянный стол и кафель. — Я проклинаю себя каждое утро, когда просыпаюсь с мыслями о моём предательстве, и засыпаю с пониманием, что я мудак. Увы. Это действительно так и мне жаль. Но забудь хоть на минуту об этом и ответь на вопрос: ты мне доверяешь?
Я смотрю, как он пьет яростно отпивает горячий напиток, точно обжигая нёбо и язык, ожидая моего ответа. Я подхожу ближе, накрывая его руку с чашкой, не позволяя себе навредить.
— Доверяю, Кирилл, — отвечаю я на вопрос, смотря прямо в его глаза. — Но мне важно держать под контролем то, что ты делаешь. Это важно не только для меня, но и для тебя. Ты можешь перейти черту, как и я сама.
— Я на коротком поводке, так что тебе не о чем волноваться.
— И у кого этот поводок? — любопытствую я, забывая, что недавно злилась и была обижена.
— Мирослав запретил. Отец предостерег. Нанятый адвокат настрого пригрозил штрафом. И я сам себе не могу позволить облажаться, — Кир опускается на стул и отодвигает рядом стул для меня. Я присаживаюсь и наливаю себе кофе.
— Ты говорил, что у тебя тяжелые отношения с отцом, — припоминаю я, как Кирилл реагировал на любое
— Тяжелые, — соглашается парень.
— Расскажешь? — спрашиваю, не особо веря в успех.
— Я пошёл в свою мать, — начал он говорить, а я удивленно вскинула брови. — Она обожала адреналин и скорость. Была великолепна на гонках. Моя мать предложила Русо создать Живые холмы. Руслан, конечно, сразу всё просчитал и открыл дело сам. Но мою мать не обидел — она всегда имела доступ к гонкам и срывала большой куш.
— Поверить не могу. Твоя мама создала Живые холмы? — ошеломленно выдохнула я. — Она, наверное, чертовски идеальная женщина… Прости. Ты сказал… Она погибла?
— Да. Один ублюдок столкнул её с трассы на ежегодных профессиональных гонках. Моя мама любила нарушать правила и тот день не был исключением. Она поехала со старта без защиты. Её хоронили в закрытом гробу, — он грустит, но с улыбкой вспоминает о ней.
— Поэтому ты был так категоричен к моей защите, — догадываюсь я. — Мне так жаль…
— Правила безопасности и защита существуют не просто так. Несмотря на то, что я восхищаюсь своей матерью и продолжаю участия в гонках — она была глупа и самонадеянна, — он качает головой. — Но у нас была глубокая эмоциональная связь. Именно она приучила меня к байку, научила водить и показала основы механики. Так что всё, что я имею и умею — заслуга матери.
— Она бы гордилась тобой, Кирилл. Я уверена в этом, — я ободряюще улыбаюсь, сжимая его руку в своей, поддерживая.
— Я был в глубоком отчаянье и депрессии. Я нуждался в отце, чтобы пережить такую острую боль моей утраты. В какой-то момент я расклеился. Подсел на колеса, чтобы избежать душевных терзаний, начал заливаться спиртным… Поэтому я хорошо знаю состояние, в котором застал тебя. Я был слишком тесно с этим знаком, — он отпивает кофе, смачивая горло.
— А твой отец? Где он был в это время?
— Пока я доводил своё состояние до безумства, отца не было дома. Он нашёл утешение в новой женщине. Прошло всего три месяца с похорон моей матери, а он стал сношаться с какой-то шлюхой. И знаешь, что он делал после того, как кончал в неё? Приходил ко мне и читал нотации. Когда я узнал об этой женщине — собрал вещи и уехал из дома. Он полностью разрушил нашу семью, поставив в приоритет чужую женщину, а не скорбь о жене и поддержку своего сына, — Кирилл шумно ставит чашку на стол и сжимает кулаки до побелевших костяшек.
— Это правда ужасно.
— Не печалься, Василиса. Всё давно в прошлом и я пережил свою утрату.
— Но ты всё ещё злишься на своего отца, — понимающе киваю. — Я тоже злюсь на своего отца. Своими глазами видела, как он зажимал нашу экономичку. Он ушёл из дома к любовнице, причём к не самой… Достойной.
— Нет достойных женщин для наших отцов, кроме матерей. И нет, я не злюсь. Скорее, просто глубоко обижен. Часть меня понимает, что любовь лучше страданий, скорби и эмоционального насилия с нелюбимым человеком, но вторая часть…