Буратино. Правда и вымысел

Конофальский Борис

В общем, Карло был доволен, что завёл ребёнка. «Будет ходить со мной по городу с шарманкой, будет петь и плясать, подавать будут больше. Вон он у меня какой красавчик», – думал Джеппетто, но сын прервал поток его приятных мыслей.

– Папа Карло, простите мою дерзость, но мне почему-то кажется, что мне хочется кушать.

– Кушать? Поглядите на него, ещё нигде и ничего, а уже «кушать», – разозлился отец. – Ты мне эти замашки бросай, «кушать», видите ли, ему хочется. Я тебе не граф какой-нибудь. А ну-ка бери веник, вон стоит,

и быстро чтоб подмёл каморку. И сходи за водой.

– Хорошо, папа, – сказал Пиноккио.

– А если уж совсем жрать будет хотеться – попей водички.

– Хорошо, папа.

– А я пойду, может, где сворую пожрать.

– Папа, а разве можно воровать? – изумился сын.

– Эх, ты, дурак деревянный, конечно можно. Можно делать всё, если тебе за это ничего не будет. Запомни это.

– Хорошо, папа.

– Ладно, подметай, – произнёс отец и вышел.

А мальчик остался один. Он был очень хороший ребёнок. И как всякий хороший ребёнок, Пиноккио начал подметать каморку со всей тщательностью, на которую был способен и насколько ему позволяли остатки веника. А когда он засунул эти остатки под комод, который почти развалился, оттуда послышалось:

– Поаккуратнее, пожалуйста.

– Эй, кто там? – спросил Пиноккио, заглядывая в тёмную щель.

– Это я, Говорящий Сверчок.

– А что вы там делаете, синьор Говорящий Сверчок?

– Что, что, живу я здесь, вот что. А ты тут своим дурацким веником размахиваешь, пылищу поднял, – было видно по тому, что сверчок тот ещё брюзга.

– Извините меня, пожалуйста, синьор Говорящий Сверчок, но мой папа сказал, чтобы я подмёл пол, – начал оправдываться Пиноккио.

– А ты побольше слушай этого алкоголика, может, он тебе скажет в прорубь головой. Нырнёшь, что ли?

– Синьор Говорящий Сверчок, – произнёс мальчик серьёзно, – прекратите обзывать моего доброго папу Карло. А иначе…

– Ну а что иначе?

– Иначе я не буду с вами общаться. Вот!

–Ах, ах! Какое горе! Как я напуган и расстроен. Сын алкоголика, дебил с дурацким именем Пиноккио, не будет со мной общаться. Как я это переживу?

– А вот и не буду общаться, – твёрдо заявил мальчик, – и назло вам сейчас опять начну мести. И всю пыль загоню к вам под комод.

– Ну ладно, ладно, – примирительно произнёс синьор Говорящий Сверчок, – какой ты, однако, принципиальный.

– Будьте так любезны впредь, синьор Говорящий Сверчок, не обзывать моего папу обидными словами.

– А что ты за него так заступаешься? – спросило насекомое, – он вот как с тобой обходится. Ты только на свет появился, а он уже тебя отлупил. Имя, опять же, дал какое-то дурацкое, а пожрать не дал. А ты за него горой.

– Извините, что я вам это говорю, – твёрдо произнёс Пиноккио, – но мне кажется, что наши отношения с отцом никого, кроме нас, не касаются. И с вашей стороны очень неприлично подслушивать.

– А что мне ещё делать? – взвизгнул от возмущения Говорящий Сверчок. – Тут

с самого утра творится какой-то бардак, невольным слушателем которого я являюсь. Сначала скандал с девкой, потом воспитательный процесс с тобой, а я всё это выслушиваю. Что же мне, по-твоему, уши затыкать? Так мне их придётся заткнуть на всю оставшуюся жизнь.

– Хорошо, я не могу обвинить вас в том, что вы подслушиваете нарочно, поэтому оставим этот разговор.

– Оставим, – согласился Говорящий Сверчок.

Пиноккио некоторое время молчал, размышляя о чём-то своём, а затем попросил:

– А не затруднит ли вас, синьор Говорящий Сверчок, вылезти из-под комода?

– Зачем это? – подозрительно поинтересовалось насекомое.

– Мне было бы очень любопытно на вас взглянуть.

– А веником драться не будешь?

– К чему же мне бить вас веником? Я надеюсь, что мы будем добрыми соседями.

– Ладно, – донеслось из-под комода, и из темноты вылезло насекомое.

– О, Господи, – Пиноккио даже отшатнулся, увидев его.

– Что такое? – поинтересовался Говорящий Сверчок.

– Ну какой-то вы… – мальчик не подобрал нужного слова.

– Какой? Какой я? – насекомому было явно не безразлично мнение мальчика по поводу своей внешности.

– Какой-то вы непрезентабельный, – пытаясь смягчить ситуацию, произнёс Пиноккио.

– На себя посмотри, – обиделся Говорящий Сверчок и залез под комод обратно, – чучело деревянное, а туда же, рассуждает ещё…

– Не обижайтесь, я…

– Молчи, деревяшка, тоже мне, верх эстетического наслаждения. «Непрезентабельный», видите ли. Умник выискался.

– Я не хотел вас обидеть, уважаемый Говорящий Сверчок, – горячо произнёс Пиноккио, – и в мыслях не было. Просто я представлял вас иначе.

– Ладно, парень, в общем, я не в обиде. Я и сам себе не очень-то нравлюсь, если честно. Только за то, что ты меня обидел, ты уж, пожалуйста, пыль из-под комода не выметай. Договорились?

– Договорились, – согласился мальчишка и принялся подметать дальше, – синьор Говорящий Сверчок, а давно ли вы тут живёте?

– Да нет, года три.

– А где жили до этого?

– О, – в голосе Говорящего Сверчка прозвучала сладкая истома, – до этого я жил в офицерском клубе.

– Да вы что? – Пиноккио даже перестал подметать. – Как интересно. А почему вы оттуда ушли?

– А, – Говорящий Сверчок, наверное, даже махнул одной из своих лап в разочаровании, – это всё из-за этих идиотов, тараканов.

– Вы что, с ними не ладили?

– Да нет, в общем, ладили. Не смотря на то, что они – законченные тупицы.

– Что же произошло?

– Вот тупые они, хоть кол на голове тещи. Сколько раз этим дуракам повторял: господа тараканы, будьте сдержанны в своих сексуальных порывах, будьте благоразумны, не размножайтесь с такой быстротой и в таких количествах. Я, конечно, понимаю, это дело приятное, но они меня не слушали.