Бурелом
Шрифт:
Ждать пришлось недолго. Наливая водку в стакан, Феврония сказала машинисту:
— Кирилл Панкратьевич, ты ведь у меня на молотьбе главный. Что скажешь, то и будем делать. Давай выпей для начала.
Красиков принял стакан.
— Что намолотим, не проглотим. За ваше здоровье, Феврония Лукьяновна.
— Пей, — уже сухо отозвалась хозяйка. Присказка Красикова ей была не по душе.
Настроение Февронии поднялось после выпитой рюмки. Она налила мужикам по второму стакану, не забыла
— Раскрасавица ты наша, — приподнявшись на колени, заговорил один из косотурцев. — В жисть тебя не забудем. Скажи: оставайтесь, мужики, молотить у меня, — останемся.
— Нет. Вот вам расчет, и поезжайте с богом, — вынимая деньги, сказала Феврония. — На молотьбе останутся только машинист с Василием.
— А ты меня спрашивала? — захмелевший Василий отодвинул пустой стакан.
— И спрашивать не буду. Задаток дала Андриану. Будешь жить у меня до покрова.
Василий опустил голову. Против отца не пойдешь. Да и дома нужда. Куда денешься? Стараясь заглушить горечь в душе, Василий налил полстакана и выпил залпом.
— Вот это дело, — уже весело сказала хозяйка и обратилась к косотурцам: — Лошадь, на которой Василий вез вал, отведите обратно к моему отцу. Через неделю приезжайте за машиной. Поди, отмолотимся к тому времени? — обратилась она к Красикову.
— Как погода. Если постоит ведро, управимся.
— Чуете, мужики?
— Ладно, приедем.
— Завтра с утра пригоню народ на молотьбу. Поехали, — повернулась она к Василию.
Парень неохотно поднялся на ноги и пошел к лошади, на которой приехала Феврония. Отвязал повод и взялся за вожжи. Когда люди и ток скрылись из вида, Феврония потянула Василия за рубаху:
— Садись рядом со мной, а то свалишься с сиденья. Выпил ты изрядно.
Василий молча пересел в коробок. Хозяйка взяла от него вожжи и свернула с дороги на луг.
— Ты куда это?
— Посмотрю шалаш для косарей. Там с лета оставались грабли, а они теперь нужны на молотьбе. Да и сено попутно погляжу.
Привалившись к спинке коробка, Василий откинул отяжелевшую голову.
— Поставь лошадь к стогу. Зайди в шалаш, посмотри, есть ли там грабли? — распорядилась Феврония.
Василий разнуздал коня и, бросив ему охапку сена, вошел в шалаш. Там было полутемно. Грабли лежали на месте. Обласов хотел уже выйти из шалаша, как у входа показалась Феврония. Стремительно шагнула к парню, обвила его шею руками и, целуя, начала мягко клонить к земле.
Вышли из шалаша в сумерках. Василий бешено гнал коня к заимке. Рядом с ним, придерживаясь за спинку плетенного из прутьев коробка, со счастливой улыбкой сидела Феврония.
ГЛАВА 4
Проснулся
Долго лежал с открытыми глазами. На душе было муторно. Вздохнув, опустил ноги с кровати. На подоконнике сидела сытая нездешней породы кошка и, поджав под себя пышный хвост, следила за мухой, которая билась о стекло. Василий перевел взгляд на распятие и книгу. «Богомолка», — невесело подумал он.
На ум пришла частушка:
Моя милка-богомолка У обители была. Шубу нову промолила, Шаль, корову пропила.Усмехнулся и стал одеваться. Вышел на кухню.
— А где хозяйка? — спросил он толстую пожилую стряпуху.
— Уехала раным-рано с народом на молотьбу. А тебе велела съездить к пастухам, увезти им мешок печеного хлеба. Они ведь, мухаметы, стряпать, кроме катышков в масле, не умеют. Как квашню завести, опару сделать — не мерекают, — зачастила стряпка. — Как спалось? — прикрыв лицо фартуком, лукаво посмотрела на Василия.
— Спал крепко. — Подставив голову под холодную струйку воды из рукомойника, он долго плескался.
— Садись за стол. Хозяйка тебе велела подать. — Вынув из шкафа небольшой графин водки, поставила пирог с рыбой. — Чай-то мы не пьем, не мирские. Хочешь молока или квасу принесу?
— Нет. — Василий выпил рюмку и принялся за пирог. Пить больше не хотелось.
— Приедешь на Угловое, спроси дорогу к стойбищу киргиз. Увидишь там Калтая — так зовут старшего пастуха, — передай хлеб. Мешок с хлебом стоит в сенках.
Стряпка ушла хлопотать по хозяйству. Василий не торопился выходить из-за стола, да и незачем. На стойбище он сумеет съездить за день. «Пожалуй, хорошо, что не попал сегодня на молотьбу. Как бы стал смотреть в глаза дяде Кириллу?»
Василий вышел во двор, запряг лошадь и, положив в коробок мешок с хлебом, выехал с заимки. В полдень он проехал село Угловое и, расспросив про дорогу на стойбище, через час оказался у Калтая. Это был не по летам подвижный казах, небольшого роста, с реденькой бороденкой на коричневом от загара лице, с открытой по-детски улыбкой.
— А-а, хлеб ташшил. Эта латна. Тапир маленько ашаем, — принимая от Обласова мешок с хлебом, заговорил он быстро. — Айда мой юрта, маленько сидим, бесбармак едим, чай пьем.