Буриданы. Чужая война

Каспер Калле

С Кадриоргом у Тимо был связан и неприятный инцидент: как-то темным зимним вечером его, возвращающегося из спортзала, где он смотрел турнир по самбо, на улице остановили двое ребят постарше и посильнее.

«Покажь кошелек!» – произнес один из них по-русски.

Тимо уже неплохо знал этот язык и понял смысл сказанного, и хоть он и удивился, с какой стати некто интересуется его экономическим положением, требование, все-таки, послушно выполнил. Парень взял кошелек, высыпал копейки на ладонь (купюр у Тимо не оказалось), сунул себе в карман, бросил кошелек в сугроб, надел перчатку и ударил Тимо изо всех сил по лицу.

С разбитой в кровь губой и недоумением в душе, плелся Тимо домой. Он не понимал, почему ребята с ним так поступили. Что он им плохого сделал?

Он очень хотел с кем-то по этому поводу посоветоваться, но с кем? Маме про случившееся говорить он не хотел, боялся, что она запретит ходить на соревнования. К счастью, все в той же «Семейной энциклопедии» он вычитал разные медицинские рекомендации и уже пользовался ими, в частности, однажды сам вылечил чесотку ртутной мазью, из этой книги он помнил также совет, что к поврежденному месту надо прижать что-то холодное, на это вполне, сгодился комок снега, которого на улице было в избытке, так что, когда он пришел домой, сильная боль уже прошла и он мог вполне правдоподобно солгать маме, что упал и ударился ртом о поручень лестницы.

Но все же – почему эти русские ребята причинили ему боль? Если им так нужны были деньги, почему они не ограничились кошельком?

До этого момента национальный вопрос не шибко волновал Тимо, эстонец, русский, еврей – главное, чтобы хорошо играл в шахматы. А теперь оказалось, что так же хорошо, как королевский гамбит, русские знают и удар хуком. Выбрали ли они его в качестве жертвы потому, что он эстонец? Скорее всего, да, ибо вряд ли они иначе стали его бить.

Националиста из Тимо все-таки не вышло, интуиция подсказывала ему, что грань между добром и злом не проходит, как отец как-то сказал, «по пятому пункту». Через некоторое время эта догадка получила практическое подтверждение, когда совсем в другом районе – респектабельном Нымме, застроенным особняками, где русского языка почти не слышно, с ним пытались «подружиться» два эстонских мальчика – они заманили Тимо в безлюдное место и там напали на него. Но Тимо уже не был настолько «зеленым», чтобы его ошеломить, он внимательно следил за действиями ребят, и когда дело приняло серьезный оборот, дал сдачи и сбежал, даже не лишившись кошелька, только затылок слегка горел, один из парней двинул его кулаком. «Слабаки,» – подумал Тимо, – «вдвоем не одолели одного» – и сделал вывод, что русские физически крепче эстонцев.

Нельзя сказать, что Тимо получал удовольствие от таких приключений и ждал их повторения, но бросать свои «экскурсии» из-за каких-то агрессивных придурков тоже не стал, когда это однажды случилось, то совсем по другой причине: он просто повзрослел.

До поездки в Москву Тимо относился к Таллину весьма благосклонно, однако, вернувшись, он посмотрел на него совсем другим взглядом. Каким маленьким был его родной город, как мало тут жителей, какие низкие в нем дома и как часто даже в центре встречаются деревянные халупы! По Таллину даже не ездил троллейбус, а что касается метро, то Тимо охватило неприятное предчувствие, что оно не будет построено никогда…

Глава пятая

Один

Из школы домой Тимо обычно топал кружным путем, в темноте у него уже не хватало прыти лазить через забор, да и куда спешить? Даже, если мама пришла, она еще только переодевалась, так что до ужина далеко… Вот он и брел медленно, сперва до перекрестка, направо, мимо часов на Доме радио, и только оттуда домой. Эти часы шли очень странно, довольно долго казалось, что они вообще стоят, а вдруг – оп! – и стрелка прыгала на целую минуту вперед.

Портфель был тяжелым, и Тимо через каждые несколько минут менял руку. Раньше он ходил в школу с ранцем, но этой осенью клянчил у мамы до тех пор, пока та не купила ему портфель, не из настоящей кожи, как у отца, но все-таки. Таскать, конечно, неудобно, но зато теперь никто не мог дразнить Тимо «малолеткой».

Светофор на углу улицы Ломоносова горел красным светом, и поскольку движение здесь всегда оживленное, Тимо не стал нарушать правила. Последним мимо промчался автобус номер двадцать два, который курсировал между аэропортом и железнодорожным вокзалом.

Тимо хотел уже ступить на мостовую, но остановился – а что, если отцу надоели приключения и он только что сошел с московского самолета? Автобусная остановка была здесь же, у телебашни, и Тимо подождал, пока дверцы не откроются. Таких длинных мужчин, как отец, вышло даже двое, но без костылей, и даже без палки, они твердо стояли на своих двоих, и Тимо быстро перебежал через улицу, пока свет снова не покраснел.

Еще метров сто вдоль сквера, и показался его дом. На пяти этажах солидные квартиры, как у тети Виктории, а внизу, только чуть-чуть выше земли, окна их спальни и кухни. Оба были темные, это означало, что мама еще не пришла. Может, пойти её встретить на трамвайную остановку? Бывало, Тимо так и поступал, и мама тогда очень радовалась, но в последний раз они разминулись, директор привез маму домой на своей машине, а Тимо не знал этого, мама же, в свою очередь, не знала, что Тимо ее ждет, так что они оба изрядно переволновались, пока Тимо не догадался пойти проверить, не пришла ли мама каким-то другим путем. Поэтому, немного поколебавшись, Тимо решил отправиться прямо домой, хоть и знал, что там его ожидает темная прихожая. Раньше его раздражало, когда отец выпрыгивал из спальни и расспрашивал, как прошел школьный день, но теперь было немного жаль, что квартира пустая. Он кинул портфель на маленький шкафчик, в котором мама держала ваксу и старые тряпки, забежал сперва в одну комнату, потом в другую, везде зажег свет – и только после этого стал снимать ботинки.

Мучил голод, и он пошел, не снимая школьную форму, в кухню, где открыл тяжелые дверцы шкафа. Мама сварила молочный суп с клецками, можно согреть, но без бутерброда с килькой это было невкусно, а чистить кильки Тимо было лень, да и не умел он толком. Брат мамы ел кильки вместе с кишками, брал рыбешку за хвост и кидал ее в рот, но Тимо это казалось дикостью. Вот он и решил довольствоваться сайкой, как называлась булка с изюмом, пока не придет мама и не накроет на стол.

С большим уском батона в зубах он прошел в гостиную и кое-как задернул занавески – мама сердилась, если окна оставались открытыми: любой сосед, спустившись во двор выбрасывать мусор, мог увидеть, что творится в квартире. Тимо соседи не мешали, пускай смотрят, если иначе не могут, но услышать в очередной раз увещевания мамы он тоже не хотел.

Еще не доев булку, он стал думать, чем бы заняться, как вдруг зазвонил телефон. Это была мама, немного заискивающим голосом она сказала, что ненадолго еще задержится, потому что ей надо обязательно сегодня отправить один иск, иначе пройдет срок. Тимо неплохо представлял себе, что такое иск, он неоднократно помогал маме с переводом, мама плохо знала русский, она закончила школу в «немецкое время», во время войны. Раньше переписку маме диктовал отец, но теперь ей приходилось справляться со всем самостоятельно.

Обещав маме, что он все-таки согреет суп, Тимо положил трубку и, вздохнув, вернулся на кухню. Включать газ он научился давно, правда, надо было быть осторожным, чтобы не обжечь пальцы, но, в итоге, кастрюля стояла на огне. Со страшным грохотом он вытащил тарелку из посудного шкафа, а затем отрезал себе большим хлебным ножом толстый и очень кривой кусок.

Поев супу (кильку он все равно не стал чистить), он снова встал перед дилеммой, что делать? На чемпионате СССР ожидался важный матч между московскими «Динамо» и «Торпедо», но прыгать за мячом с полным желудком не хотелось. Читать тоже не было желания, начало «Жерминаля» оказалось очень даже интересным, особенно одно место, где мужчина и девушка встречаются на улице и проделывают в темноте что-то странное, но дальше шла только забастовка и забастовка. По мнению Тимо, этот роман тоже устарел, в стране победившего социализма, где он жил, рабочие не имели причины бастовать, шахта принадлежала им, а не какому-то капиталисту. Вот они в хорошем настроении и маршировали с красными флагами на демонстрации по случаю годовщины Великой Октябрьской революции, которую, против всех законов логики, справляли в ноябре, и вопили: «Да здравствует КПСС! Ура!»