Буриданы. Катастрофа
Шрифт:
Нет, генерал такого страха не испытывал.
– Мы свое дело знаем. В военном смысле Германии сейчас нет равных.
– Да, но Россия не Польша и не Франция, – возразила Марта. – Боюсь, вы не знакомы с теми условиями, в которых вам придется воевать. Одни просторы чего стоят, по степи, например, можно ехать часами, не встретив ни единой души. Словно на море. Вы утонете там.
Генерал слушал ее с интересом.
– Роммель рассказывал нечто похожее о пустыне, – отметил он, когда Марта закончила, – дескать, она напоминает море. Кстати, он сделал из этого выводы, даже так и сказал: я провожу танковые операции, словно морские бои.
Генерал
– Но я уверен, что это не станет непреодолимым препятствием. Современная война, фрау Марта, не похожа на прежние. Это совсем иные боевые действия, с использованием техники. Гитлер как-то сказал, будь у Наполеона самолеты и танки, он никогда бы не проиграл русскую кампанию. И он прав, ибо на чем построено военное искусство? На маневре. Раньше маневр требовал большого расхода физических сил. Когда французы дошли до границы с Россией, они уже немного подустали, а когда преодолели тот простор, о котором вы говорили, и вошли в Москву, выдохлись. Какие уж там маневры? Но танки не устают. Нет, я думаю, у русских против нас нет ни единого шанса.
– Даже несмотря на боевой дух? Разве не вы говорили днем, что они воюют, не страшась смерти?
– Да, невзирая на это. Кстати, я надеюсь, их пыл скоро угаснет. Гитлер приказал не применять по отношению к коммунистам обычные правила войны, не брать их в плен, а расстреливать на месте. Думаю, это должно возыметь результат, ведь именно политруки гонят русских солдат в бой.
Марта кивнула, словно ответ ее удовлетворил, Алекс же с ужасом подумал, какие опасности подстерегают Лидию, когда немцы займут Таллин. Лидия долго скрывала от родителей, что вступила в Коммунистическую партию, но потом газета опубликовала ее фото и рассказ о ней как об идейной коммунистке, и она во всем призналась.
Генерал, кажется, понял, что его слова могли показаться циничными и жестокими.
– Но своим солдатам я такого приказа, естественно, не давал, – продолжил он, словно извиняясь.
Однако Марта не обратила внимания на эту реплику.
– Хорошо, – сказала она, – допустим, что вам удастся выиграть войну. Что дальше?
– Это уже вне моей компетенции, – смеясь, генерал поднял руки. – Этим займется гражданский корпус.
– Да, но думать-то вы об этом должны, – заупрямилась вдруг Марта. – Мне кажется, у любой войны только одно оправдание: жизнь, которая наступит после нее, должна быть лучше прежней. Так какой она будет, эта ваша новая лучшая жизнь?
Генерал посерьезнел, задумался, чтобы найти подходящие слова.
– Видите ли, – сказал он, – у этой войны есть особый смысл, он в том, что высшая, арийская раса должна взять власть над более низкой славянской расой.
Алекс разинул рот: он, конечно, слышал о расовых взглядах Гитлера, но думал, что это относится только к евреям. Марта тоже казалась удивленной.
– Как вы это себе представляете?
Но теперь и генерал не знал, что ответить.
– Этим занимаются другие, Розенберг и, конечно, сам Гитлер.
Марта немного подумала, а потом покачала головой.
– В таком случае вы никогда не выиграете эту войну.
– Почему вы так считаете? – поинтересовался генерал.
– Вы так настроите русских против себя, что они скорее все сдохнут, чем сдадутся. Если бы вы сказали: мы хотим свергнуть большевиков и восстановить романовскую династию, это, возможно, было бы осуществимо. Немало русских ненавидят коммунизм. Они только терпят его. Но позволить превращать себя в униженный рабский народ – на это они никогда не согласятся.
– Да, в этом жена права, даже мы, эстонцы, никогда не терпели рабства дольше, чем семьсот лет, – нашелся Алекс, чтобы шуткой разрядить ставшую вдруг напряженной атмосферу, против чего генерал, кажется, ничего не имел: абстрактные рассуждения, казалось, не самая сильная сторона его личности.
Марта налила кофе, Алекс открыл французский коньяк, который принес с собой генерал (бутылку французского вина они уже опустошили), наполнил рюмки и поднял тост за то, чтобы генерал, чем бы война ни закончилась, вернулся домой живым и здоровым и этим обрадовал бы свою семью, которая наверняка за него переживает. Эти слова запали генералу в душу, он снова вытащил портмоне, на этот раз чтобы продемонстрировать фото своих внуков, и больше они о серьезных вещах не говорили.
Поздно вечером, когда Алекс, пользуясь тем, что весной большевики провели в мызу электричество, читал в постели «Записки о Галльской войне», которые он посчитал самой уместной в данную минуту литературой, пришла Марта и, расчесывая перед зеркалом волосы, вдруг сказала:
– Я, конечно, знала, что в Германии у власти психи, но не думала, что эта болезнь настолько распространилась.
– Не забудь, психи могут быть опасны, – проворчал Алекс в ответ. – Я посмотрел в глаза генералу, когда ты стала пророчествовать, и, готов поспорить, в тот момент он размышлял, поставить тебя к стенке сразу или немного повременить?
– Если ты думаешь, что можешь меня этим напугать, то ошибаешься, – съязвила Марта и высказала мысль, которая и Алексу в последнее время иногда приходила в голову: – Какая разница в нашем возрасте, когда умереть, годом раньше, годом позже?
– Философ, – буркнул Алекс, чтобы сказать хоть что-то.
Марта не ответила, потушив свет, легла в постель и устроилась в объятиях мужа. День был длинным и трудным, но от вина, кофе и беседы с генералом пропал сон, и они еще долго лежали, слушая, как уставшие и пьяные немецкие солдаты в мызаском зале поют: „Vor der Kaserne, vor dem grossenTor…” [3] , и думая каждый о своем…
3
«Перед казармой, у большой двери…» (нем.; из песни «Лили Марлен»).
Глава пятая
Битва за Тарту
Придя субботним утром на работу, София обратила внимание, что все сотрудницы тихие и чем-то расстроенные. Она спросила у лаборантки, молодой женщины, которая недавно вышла замуж, что случилось. «Разве вы не знаете? – ответила та, – сегодня ночью была облава, увезли много народу. Говорят, в Сибирь». София вспомнила, что под утро до нее доносились какие-то звуки со стороны соседнего дома, то ли гул мотора, то ли возбужденные голоса, но она давно не верила своему слуху и не придала значения этому шуму, подумала, мерещится. Рядом жила семья богатого купца, и София решила: наверно, их тоже. Но за что? Лаборантка рассказала, что ее отец оправдывает депортацию близостью войны – врагов народа следовало вывезти подальше от фронта: «Мы из-за этого здорово поругались с отцом, он коммунист и считает правильным все, что происходит. Но, в конце концов, и он признал, что нельзя просто так хватать людей и отправлять в ссылку».