Буркачан
Шрифт:
Рана оказалась неглубокой и неопасной. Пока Алесь перевязывал бедро девочки, Алихан обшарил убитых моджахедов, нашёл пластмассовую флягу, понюхал и приложился к горлышку.
– Ты понимаешь по-русски? – спросил Алесь, делая девочке укол.
– Я говорю на нём, – живо отозвалась она, – я из Узбекистана.
– Как тебя зовут?
– Асинат.
– У вас что ни имя, то поэзия! А это кто? – кивнул он в сторону мальчика, который, набычившись, бросал тревожные взгляды на Алихана. Тот наглыми глазами разглядывал и его.
– Это мой брат.
– Так куда
– В лагерь. К папе. Он командует отрядом. Наш кишлак разбомбили шурави. Мама погибла. Асинат торопливо надела шаровары и, несмотря на то, что уже изрядно припекало солнце, закуталась в халат. На ранее бледном личике её проступал румянец стыда. Чёрные глаза в опушке длинных ресниц тревожно блестели.
– Да ты красавица! – цокнул языком Алихан и сел рядом с девочкой.
– На, глотни разок.
Одной рукой он приобнял Асинат, другой подсовывал к её рту горлышко фляги.
– Я хочу воды, – отстранялась та. Алесь взял полиэтиленовую канистру, которую везли на верблюде моджахеды. Воды в ней не было.
– Глотни, красавица! – приставал к девочке Алихан. Он уже захмелел. – И жажда утолится!
Алесь проверил свою фляжку. Та тоже оказалась пустой. Он пошёл к реке, чтобы набрать воды.
Закричала Асинат. Алесь оглянулся. Алихан, заваливая, целовал её.
– Оставь ребёнка! – властно приказал Алесь.
– Ты чего, майор? – пьяно осклабился Алихан. – Это наш ясак. Хочешь быть первым? Пожалуйста! Без балды! Всё путём!
Лицо Алеся загорелось тяжёлым румянцем.
– Предупреждаю в последний раз, – Алесь положил руку на кобуру пистолета, – мозги вышибу!
– Вон оно как, майор! – Алихан встал, покачиваясь. Защитительно поднял перед собой ладони. – Ладно, ладно. Я повинуюсь. Ты командир.
Алесь повернулся к реке. Его спасло выработанное годами войны звериное чутьё опасности: холодок на спине, ожглый жар в затылке, стеклянный звон в ушах, напряженная сухость глазной сетчатки. Он дёрнулся вправо. Пуля, нацеленная под левую лопатку, ударила в плечо. Он кувыркнулся с переворотом набок, чтобы сразу увидеть противника и ответить огнём. И услышал ещё один выстрел.
Алихан стоял, сцепив на горле пальцы. Из-под них и изо рта хлестала кровь. К нему, сжимая пистолет обеими руками, подходил мальчишка. Вторая пуля раскроила Алихану череп. Он упал. Дуло пистолета повернулось в сторону Алеся. Лицо мальчишки передёргивали судороги.
– Нет! Не надо! – закричала Асинат. Пристанывая от боли, подползла к брату и вывернула из его рук пистолет. Брат обнял её. Оба заплакали навзрыд.
«А паренёк-то – джигит!» – уважительно подумал Алесь, укоряя себя за халатную беспечность: тёртые калачи спецназа не обыскали детей! А у мальчишки было оружие. Но это спасло Алеся. Мальчишка сообразил, что Алихан представляет для него и сестры опасность большую, чем Алесь.
– Спасибо, джигит, – поблагодарил он. – Хватит мокроту разводить! Помогите мне.
Алесь подошёл к Асинат и сел рядом. Его боевым ножом она сноровисто распорола рукав камуфляжной куртки, обработала рану ватным тампоном, сказала со знанием
– Навылет. Кость не задета, – и взялась за бинт.
– Однако, – хмыкнул Алесь. – Ты и уколы можешь делать?
– Ничего сложного.
– Тогда вкати мне противошоковый!
Закончив бинтовать, Асинат упокоила руку Алеся на шейной перевязи и взялась за шприц.
– Да ты, девочка, не хуже медсестры!
– Я у мамы научилась. Она у меня работала хирургом в районной больнице.
– А где она сейчас?
– Я же говорила: её убили шурави.
Так русских называли коренные афганцы. И в этом Алесь почувствовал желание Асинат как-то отделить его от той массы страшных вооружённых людей, именуемых солдатами Советской Армии. И не ошибся.
– Я тоже шурави.
– Нет, – твёрдо сказала Асинат, – вы другой. Вон тот, – она показала на мёртвого Алихана, – шурави.
– Он чеченец.
– Нет, шурави.
Алесь понял, с этим словом она связывала не национальность, а жестокую враждебную силу.
От раствора, введённого Асинат, плечо слегка онемело.
– Я отдохну немного, – Алесь лёг на спину, – потом решим, что делать дальше.
– Надо идти к папе.
Алесь смотрел в блёклое от жары небо, думал. Возвратиться в свою часть скрытно вряд ли удастся. Отец этих ребят, конечно, уже знает о случившемся. Сейчас сотни и сотни моджахедов уже рассыпно выдвинулись в горы. Отрезали подходы к воинским частям. Прочёсывают местность. Один он сумеет уйти. Но как оставить детей? Раненая девочка не сможет передвигаться без посторонней помощи. Брат – не опора. После совершенного убийства скис, переживает. Видимо, стрелял в человека первый раз в жизни. Для взрослого – стресс, а тут ребёнок!
Алесь слышал, как Асинат успокаивала хлюпающего носом брата, по-матерински наговаривая ему ласковые слова на незнакомом Алесю языке.
– Асинат, скажи мне, далеко ли идти до папы? А главное – куда?
– Вверх по течению этой речки, – живо отозвалась Асинат голоском, в котором послышалась радость надежды.
– Откуда ты знаешь?
– Говорили сопровождающие.
– А долго?
– Пока солнце не сядет на вершину той горы.
Алесь посмотрел на едва просматривающуюся в сизом мареве далёкую гору. «С учётом нашей скорости, доберёмся, когда солнце откроет новый день. Но выхода нет. Надо шевелиться. Девочку придётся нести на руках».
С помощью Асинат из ремней перемётных сум Алесь сделал две петли, приточал их к своему поясному ремню: Асинат он понесёт на спине, и она сможет упираться ногами в петли, как в стремёна.
– Ты, джигит, возьмёшь два автомата. Осилишь?
Тот, со взглядом из-подлобья – всё ещё не доверял Алесю, – кивнул.
– Да-а, с тобой, гляжу, не разговоришься! Ну, что же, Асинат, по коням?
Шли они, как показалось Алесю, целую вечность. Он надеялся на встречную разведку моджахедов. Но они не появлялись. От потери крови Алесь быстро уставал. В голове ворочались раскалённые угли. Приходилось часто отдыхать. Счастье, что рядом была речка: водой он освежал голову и грудь.