Буря на озере
Шрифт:
— Проводим девушку домой, — предложил Шугалий. — Потому что те двое…
— Не так уж и страшно! — В этих словах Олексы не было бравады, и капитан спросил:
— Занимаетесь самбо?
— У нас в университете кружок…
— А вы его ловко положили.
— Пижонов надо учить.
— Но ведь можно напороться и на нож…
— В Озерске вряд ли. Я Петра знаю. На это не пойдет.
— Вы уже шесть лет не живете в Озерске, и я бы на вашем месте…
— Все лето тут. Да и на зимние каникулы приезжаю. Отец все время в разъездах… был, — с горечью
— Хорошая она.
— Не то слово — хорошая! А вы уже успели побывать у нас?
— И так много времени потеряно зря.
— Если бы я раньше поинтересовался отцовскими бумагами…
Шугалий незаметно коснулся его локтя, и Олекса осекся.
— Какими бумагами? — спросила Нина. — Ты не говорил о них.
— Деловая переписка, — уклончиво пояснил Олекса. — Тебе не интересно.
— Мне все интересно.
— Мелочи, — он махнул рукой, — всякие карантинные мероприятия.
— Завтра утром разберем их, — сказал Шугалий.
Они миновали библиотеку и остановились перед калиткой, сваренной из толстых железных прутьев.
Дом Бабинцов стоял в глубине густого сада, в больших окнах горел свет.
— Зайдем? — предложила Нина.
Олекса не ответил. Ему явно не хотелось расставаться с девушкой, однако Шугалий имел намерение еще поговорить с ним.
— А вам на работу совсем близко… — Шугалий сделал вид, что не слышал слов девушки.
— Когда надо, мать просто кричит Нине, — засмеялся Олекса. — «Борщ на столе, остынет!»
— Чаю попьем… — девушка открыла калитку, — а кто хочет горячего борща…
— Завтра, — твердо возразил Шугалий, — борщ завтра, а сегодня мы с Олексой должны поговорить.
Нина обиженно закрыла калитку, Олекса с сожалением посмотрел ей вслед и повернулся к капитану.
— Пойдем к нам?
— Проводите меня до гостиницы.
— Тут два шага.
— А у меня только два вопроса. Отец говорил вам о приезде Романа Стецишина?
— Да. Он еще месяц назад получил письмо из Канады. Вообще они не переписывались, может быть, писали раз в пять лет, отец почему-то не очень любил дядю Романа…
— А Олена Михайловна?
— Не знаю. Хотя… В ее комнате висело фото…
— Видел, — подтвердил Шугалий. — Не хватает одного снимка.
— Фотография тети с дядей Романом. Давнишняя, когда они были еще совсем молодыми.
— Конечно, ведь не виделись тридцать лет. Почему Олена Михайловна сняла фото?
— Мне было неудобно спрашивать.
— Понимаю. Не говорила, что произошло между ними и Стецишиным?
— Считаете, что отец поэтому и сел писать письмо к вам? Мне тоже так кажется… Спрашивал у тетки, говорит, ничего не слышала и ничего не знает. Да и правда, что могло случиться?
— И все же что-то случилось, — раздумчиво сказал Шугалий. — А с Чепаком вы знакомы?
— Кто же его не знает? Отцовский помощник и товарищ.
— Товарищ?
— Отец его уважал. Северин Пилипович с женой часто приходили к нам.
Они подошли к гостинице.
— До завтра, — Шугалий
Верно, сказал неправду, так как еще читал, а потом лежал в постели с открытыми глазами, пока сон все же не сморил его.
Дом ветлечебницы стоял за высоким деревянным забором на краю городка. Шугалий сразу узнал Чепака, хотя на фотографии, которую показали капитану в райотделе госбезопасности, тот был значительно моложе.
А может, это белый халат придавал Чепаку какую-то врачебную суровость и старил его, потому что ветфельдшер двигался живо и глаза блестели совсем молодо.
И все же Чепаку было уже за пятьдесят. С утра Шугалий познакомился с его биографией — собственно, знакомиться было не с чем. Родился Чепак в Озерске, отец его работал на городской лесопилке, мать — судомойкой в ресторане. На лесопилку незадолго до войны поступил и Северин. В начале сорок третьего года гитлеровцы сожгли лесопилку, несколько рабочих были арестованы, а девять человек, в том числе и Северин Чепак, ушли в леса, где и создали костяк небольшого партизанского отряда, действовавшего в районе Озерска и Любеня.
Летом сорок третьего года каратели вместе с отрядом куренного Стецишина, воспользовавшись данными, полученными от предателя, подосланного бандеровцами к партизанам, разгромили отряд, прижав его к черным болотам. Предателя так и не нашли. Только трем партизанам удалось спастись, в том числе и Северину Чепаку — он как раз был послан на связь с подпольщиками в Любень, райцентр километрах в семидесяти от Озерска.
Прочитав это, Шугалий остановился. Чепак был в Любеке, когда каратели с бандеровцами громили отряд. Случайно ли? А теперь сын куренного Стецишина приезжает из Канады в Озерск.
Но при чем тут Завгородний? Ведь во время войны Андрий Михайлович был во Львове…
Дальше вся биография Чепака укладывалась в один абзац. После войны окончил ветеринарное училище и вот уже почти тридцать лет работает в озерской ветлечебнице. И работает неплохо — все им довольны!
…Чепак делал укол собаке, которую держала полная женщина в грязных туфлях. Пес вертелся, женщина не могла удержать его, и фельдшер повернулся к Шугалию.
— Помогите! — не попросил, а приказал он, и капитан безропотно придержал пса за задние ноги.
Чепак сделал укол и обратился к Шугалию:
— Чем могу служить?
— У меня личное дело, Северин Пилипович, и хотел бы поговорить с глазу на глаз.
— Там вас устроит? — Чепак ткнул пальцем на скамейку под яблоней. — Я только шприц отнесу. — Он вернулся сразу и сел вполоборота к Шугалию, положив на колени большие руки с набрякшими синими венами.
Капитан предъявил ему удостоверение. Чепак внимательно изучил его, Шугалию показалось, что даже слишком внимательно, вернул и снова положил руки на колени, смотрел в глаза капитану и ничем не проявлял своего волнения.