Буря над городом
Шрифт:
– Что будем с ним делать?
– Продадим его.
– Не стоит продавать его на общем рынке, любой узнает в нем тарийца.
Бородатый недоволен:
– Не убивать же его! Создатель не благоволит к тем, кто убивает детей! Да и Мудрец велел его продать – не убивать.
Он вздрогнул. О чем говорят эти люди?
– Продадим его к'Хаэлю Оргону – тот падок до всяких диковинок, владеет целой коллекцией. Только за то, что он тариец, Оргон отвалит нам неплохие деньги.
– Где мы?.. – вновь говорит он тонким и хныкающим голосом. «Как же меня зовут?»
Они
– Сделай на него Права. Пустые есть там, в одном из сундуков, – говорит бородатый.
Худой и смуглый роется в сундуке, достает оттуда небольшую коробочку, открывает, а затем вытаскивает из ножен на поясе большой страшный нож и приближается к нему. Он кричит от испуга, но человек с ножом только смеется, хватает его руку, сжимает больно ладонь и проводит по ней лезвием ножа.
Он пытается вырваться, но смуглый крепко держит его, от этой хватки ему больнее, чем от пореза. Человек с ножом давит на ладонь – и капли крови капают в коробочку, стекая в углубление и твердея, превращаясь в красный полупрозрачный шарик.
Смуглый наконец-то отпустил его руку, но вместо этого больно схватил за волосы, оттянув голову назад. Он плачет и кричит, но им все равно. Мучитель подносит к его лицу тот же острый блестящий нож.
«Я сейчас умру, – думает он, – и даже не узнаю, как меня зовут».
Но худой человек не режет его – просто отсекает прядь волос и кладет в коробочку, рядом с кровью. А он продолжает рыдать в голос, от страха, от боли: болит порезанная ладонь, сдавленная рука, потянутая шея и кожа на голове, от того, что его дернули за волосы.
Смуглый смеется и захлопывает коробочку.
– Теперь ты раб! Знаешь, кто это такой?
Он не знает. Он даже не знает, кем был… «Как меня зовут?»
– Какое имя написать? – вновь спрашивает у бородатого смуглый.
– Придумай любое… – Бородатый оборачивается, смотрит на него, хмурится и говорит, скривившись: – Пищит что птенец: назови его Рохо.
– Рохо так Рохо… – Худой начинает что-то царапать на крышке деревянной коробки.
Рохо сжался, свернулся в клубочек на дне повозки и старается не пищать…
Это место, куда его привезли, незнакомо ему: здесь жарко, здесь плохо, здесь одиноко. И никого здесь он не знает. Рохо сказали, что это его новый дом, что теперь он принадлежит хозяину Оргону, что если он убежит, то за ним пошлют эффа – чудовище с огромными зубами: эфф откусит ему голову и принесет хозяину. Рохо прижался к деревянной ограде вокруг серых некрасивых домов, в которых живет множество людей, он плачет и пищит… что птенец… Он один. Все, что у него есть, – это новое имя – Рохо, которое не нравится ему.
– Кто это плачет здесь? – К нему наклоняется женщина с ярко-рыжими волосами; он поднимает голову и не может оторвать глаз – такие они красивые, ее волосы. – Как тебя зовут?
– Рохо… – Это имя – все, что у него есть.
– Вывалился из гнезда, птенчик? Не плачь. Тебя не обидят. – Она обнимает его, и ему становится
Вирд вновь в своем доме… в доме отца. Он стоит в мастерской, на столе множество инструментов, кусочки драгоценных металлов и сложенные в шкатулках камни. Отец сидит к нему спиной, и Вирд, протянув руку, мог бы дотронуться до него. Но это лишь сон. И хотя Вирд чувствует кожей родной воздух своего дома, ощущает ковер босыми ногами и ясно слышит дыхание отца, он здесь – гость, которого на самом деле нет.
В мастерскую входит красивая женщина с зелеными глазами и темно-русой до пояса косой. Его мама. На руках она несет маленький шевелящийся сверток – младенец. Вирд с удивлением рассматривает ребенка, когда мама подходит совсем близко и останавливается рядом с ним. Он четко видит выбившиеся из маминой прически локоны-пружинки, видит ее сережки, видит, как в зеленых глазах отражаются, играя, лучи солнца, что заглядывает в окно. Он видит, как ее руки с нежностью и осторожностью обнимают маленькое тельце. Вирд может разглядеть каждый малюсенький пальчик младенца, который вглядывается куда-то в потолок, не понимая, что за мир его окружает.
«Это я?» Как удивительно видеть самого себя таким маленьким, беспомощным… на руках у мамы… которой больше нет…
Отец оборачивается, отрываясь от работы, и встает навстречу маме.
– Целитель советовал тебе отдыхать, – говорит он, целуя ее в щеку и улыбаясь младенцу у нее на руках.
– Я уже достаточно отдохнула. Я решила, как мы его назовем.
– О! Это славно! Но разве мастерская – подходящее место? Давай устроим праздник. Позовем друзей…
– Нет. Мастерская – самое подходящее место, чтобы впервые произнести его имя.
– Будь по-твоему.
– Вирд-А-Нэйс!
Отец, улыбаясь, поднимает брови:
– Парящий среди звезд? А не слишком ли высоко для такого ма-а-аленького, пухленького младенчика? – Он наклоняется к ребенку и ласково теребит того за щеку.
– Тебе не нравится?
– Отчего же, Лисиль, нравится! Замечательное имя! Мы будем называть его кратко – Вирд, и я не сомневаюсь – он станет летать по этому дому так, что впору будет прятать инструменты, чтобы их не сдул поднимаемый при этом ветер.
Отец смеется и повторяет: «Вирд-А-Нэйс!»
Мама подходит ближе к столу и рассматривает работу Мастера. Это небольшая фигурка человека с крыльями: вернее, пока еще только с одним крылом, другое – лежит рядом, и отец тонким инструментом вырезает на нем перья.
– Что это? – спрашивает мама.
– Пряжка для пояса…
– Для Астри Масэнэсса? – Мама смеется, но совсем не обидно.
Отец тоже улыбается, отвечая:
– Я изготовил пряжки для Верховного и Совета Семи, но их состав будет меняться, поэтому я сделал по пряжке для каждого Пути Дара, даже для Мастера Огней, хотя многие считают, что такой уже никогда не родится. И мне показалось, что чего-то не хватает, завершающего штриха – пряжки для Мастера Путей. Просто… чтобы была…