Буря в старом городе
Шрифт:
– Да, хорош отец! – возбуждённо сказал Майнер. – И вы согласились?
– Пришлось, - тяжело вздохнув, произнёс Блатас.
– Но мы были тоже не в себе, испытывали ужас от того, что нам придётся совершить и стали уговаривать Пьетро не делать этого. В конце концов ребёнка можно подбросить на порог чьего-либо дома или приюта. Или отдать цыганам. Но Пеллигрини был твёрд!
– Что он говорил?
– Он нам возражал, даже спорил! Он утверждал, что в таком случае дитя ждут мучения не меньшие – бедность, возможно болезни, безотцовщина, а сейчас
– И вы выполнили то, о чём он просил?
Блатас нервно махнул рукой.
– Послушайте...Когда Пеллигрини исчез за деревьями, этот молодой врач заявил мне, что в этом мерзком и богопротивном деле он участвовать не собирается, что ему жаль бедную девочку. Врач стал уверять меня, что заберёт ребёнка и сам решит его судьбу и никто ничего не узнает. Что было делать? Я согласился. Но нужно было сделать вид, что мы его заживо похоронили.
– Так. И что же дальше? – нетерпеливо спросил комиссар.
– Мы положили в гробик камень и закопали его. А врач взял девочку, завёрнутую в пелёнки, попрощался со мной и исчез в лесу. Больше я его не видел. Я вернулся в дом один, ничего не говорил Фульвии, хотя по её виду понимал, что она всё знает и ей тоже обещаны деньги за хранение тайны.
Блатас замолчал, налил себе коньяку и выпил.
Комиссар ожидал продолжения, не сводя с собеседника глаз.
– Далее судьбе было угодно, чтобы Джулия скончалась, так и не придя в себя, - продолжил свой рассказ Блатас.
– Не буду описывать переполох в доме, горе приехавшего отца, похороны. Старик так и не отошёл от горя, много пил и вскоре покинул этот бренный мир. От Пьетро я получил большие деньги, как и Фульвия. За молчание. Но это была лишь часть обещанной суммы.
– А с этим врачом Пьетро рассчитался?
– Не знаю. Как я уже говорил, я больше не встречал этого человека... Ничего не знаю ни о нём, ни о судьбе ребёнка... Я покинул дом Риччи. У меня были деньги, и я решил позаботиться о своём лучшем будущем. Купил специальные книги, стал готовиться к поступлению в университет. Деньги, полученные от Пьетро Пеллигрини, позволяли какое-то время жить безбедно и свободно заниматься учёбой. Жил я во Флоренции. Вскоре получил от Фульвии письмо.
– Вы имели связь с Фульвией Серра? – задал вопрос Майнер.
– Просто какое-то время переписывались. Она знала мой адрес, знала о моих делах... Она писала о том, что сблизилась с Пьетро, стала его и служанкой и любовницей, и что он сменил имя и биографию, и теперь именуется барон Эрнст фон Габор, и что живут они теперь в Праге.
– Как ему это удалось?
– Об этом знает только бог. Или дьявол, уж не знаю...Как Пьетро стал бароном Габором, где он добыл новые документы она не писала и никогда об этом не говорила. Наверняка она толком не знала сама.
– О чём
– Она предлагала переехать в Прагу. Ну, я что... я согласился. В тот момент деньги уже были на исходе, а именно в Праге осел Пьетро. Мы с Фульвией хотели потребовать от новоявленного барона фон Габора оставшуюся обещанную сумму. И вот я в Праге. Фульвия устроила нам вроде бы неожиданную встречу. Увидев меня, Габор - Пьетро побледнел, разволновался, обещал всё сделать, просил лишь подождать, уверяя, что он и сам не богат и зарабатывает игрой в карты.
– Он вернул вам оставшиеся деньги?
– Не все. Но всё же он пристроил меня в университет. Я его благополучно закончил, сделал кое - какую карьеру, стал адвокатом. Габор иногда помогал мне, а я ему в различных делах. Наши отношения были не так уж плохи. Годы шли, дела мои были не блестящи, совесть мучала. Я был женат, но оказался бездетен, с женой мы расстались. Мне всё время казалось, что жизнь моя не удалась, и я стал глушить всё в хмелю и в объятиях красавиц, а позже пристрастился к опиуму. Увы... Вот, пожалуй, и всё. Дальнейшее вы знаете.
– Вас не удивила внезапная смерть Габора?
– Знаете, как-то не очень. Он вошёл в такую ненадёжную среду, был связан с людьми порочными... Среди них смерть кажется обычным явлением.
– О судьбе Фульвии вы в курсе?
Блатас кивнул, хлебнув ещё коньяку.
– Бедняжка. Это он, Габор, довёл её. Обещал на ней жениться, но так своё обещание и не выполнил.
Майнер задумался.
– Вы не помните, какая была фамилия того доктора, который помогал принимать роды? – спросил он.
Блатас насупил рыжие брови.
– Ох, не знаю, смогу ли вспомнить. Ведь больше двадцати лет с тех пор прошло! Как-то на «В», вроде Висконти, что ли... Да, кажется, врач Висконти.
Майнер пристально смотрел на адвоката.
– Ну что же, спасибо за ваш рассказ, господин Блатас. Вы очень мне помогли кое-что прояснить. Но может быть ещё понадобитесь.
– Да зачем? Я вам рассказал всё, как на духу, - задёргался на месте Блатас.
– Мало ли.
Они какое-то время сидели, задумчиво глядя то в окно, то друг на друга, вслушиваясь в звуки оркестриона.
И тут Блатас наклонился поближе к Майнеру и негромко спросил:
– Господин комиссар, после моего честного рассказа, я могу надеяться, что вы не будете поднимать то старое дело со взяткой.
– Я постараюсь, господин Блатас, - едва усмехнувшись ответил Майнер.
Возвращаясь домой, комиссар сопоставлял полученные данные. Вырисовывалась странная картина. С одной стороны существовала Виола Висконти, которая вероятно была любовницей барона Эрнста Габора. С другой стороны в городе появился граф Черни, у которого был брат Просперо Висконти, по его словам, изгнанный за насилие над женщиной и давно умерший. И вот, наконец, врач, принимавший роды у Джулии Риччи – тоже по фамилии Висконти. Случайность? Быть может однофамильцы? Или это звенья одной цепи?