Буря Жнеца
Шрифт:
Море не прощает. Его сила – голод и кипящая ярость. Море воюет с берегом, с самим небом. Море никого не оплакивает.
Баггу было все равно.
Как бывает со всяким затоном, неподвижно залегшим под горячим солнцем, его кровь… разогрелась. Самый малый затон – обещание океана, множества океанов – вся сила их может удерживаться в единой капле воды. Таков Денаэт Рузен, таков Рюз, садок, в коем рождена жизнь. «Там, в обещании самой жизни, я найду то, что искал.
Сочувствие.
Теплоту
И сила пришла бурлящим потоком. Гневная, о да – но верная. Вода так давно познала жизнь, что забыла о своей чистоте. Сила и дар стали едины и сдались своему богу.
И он отослал их.
Багг открыл глаза, увидел пустую улицу.
Оказавшись в своей комнате, Карса Орлонг снял перевязь с плеча, взял меч в руки. Он смотрел на длинный стол, на котором неярко горела лампа. Затем Тоблакай положил оружие и ножны. Надолго застыл.
Многое нужно обдумать. Тяжелая накипь и пена поднялись из глубин души. Рабы. Выброшенные. Их жизни ничего не стоят. И Эдур и летерийцы оказались бессердечными трусами. Они охотно отворачиваются, чтобы не видеть цену своего равнодушия. Они рады разорвать узы дружбы, если это будет выгодно.
Они еще смеют звать его варваром!
Пусть так. Главное – увидели различие.
Пользуясь умением дикаря верно видеть добро и зло, он сумеет восстановить в памяти всю сцену – лица голодающих, их блестящие глаза. Они будут сиять так ярко, что он ощутит ожоги взглядов. Когда бросит вызов императору Рулада. Когда потом бросит вызов всякому летерийцу и всякому Эдур, дерзнувшему встать на его пути.
Он клянется в этом. Да узрят все.
Холодная мысль держала его еще несколько мгновений. Затем пришел иной образ – Икария, того, чье прозвище Хищник жизней.
Он едва не свернул Джагу шею.
Но увидел на землистом лице… что-то. И пришло понимание.
Он поддался бы Карсе. Он дал слово, и Карса знал: это слово нерушимо.
В Джаге есть джагутская кровь. Об этом Карса мало что знает. Отец или мать – из Джагутов. Но другой родитель… Мать или отец. Что же, он достаточно хорошо разглядел лицо Икария, чтобы понять. Чтобы ощутить шепот родной крови.
Крови Тоблакаев.
Канцлер Трайбан Гнол вернулся в роскошную контору и с нехарактерной для него медлительностью сел в кресло. Перед ним стоял покрытый пылью, потом и засохшей кровью солдат. Весьма кстати вернувшийся из подземелий Сиррюн Канар сторожко следил за солдатом, встав справа.
Гнол отвернулся от утомленного вестника. Потом он позовет рабов – чистильщиков, чтобы вымыли пол на том месте, где стоит этот, чтобы наполнили воздух ароматом соснового масла. Глядя на лежащую на столе лакированную коробочку, он
– Трое и один Эдур, господин.
Трайбан Гнол резко поднял голову. – Где он сейчас?
– Умер на третьей ступени главного входа в Резиденцию, господин.
– Неужели? Умер?
– Он был тяжело ранен, господин. Я узнал достаточно, чтобы помешать целителям приблизиться к нему. Когда он зашатался, я подошел ближе и провернул стрелу в спине, потом вдавил глубже. От боли он потерял сознание; я подхватил его, опустил на землю. Пережав пальцем большую артерию на шее. Я сумел продержать ее в течение тридцати ударов сердца. Эдур не мог пережить этого.
– И ты простой капрал на моей службе. Как же так. Сиррюн, когда мы тут закончим, обеспечьте продвижение этому человеку.
– Да, Канцлер.
– Итак, – продолжил Гнол, – честь доложить о произошедшем выпадает тебе, как старшему по званию среди выживших.
– Так точно, господин.
– Я желаю услышать имена остальных.
Капрал вздрогнул: – Господин, без своих людей я не смогу…
– Понимаю твою верность и одобряю. Увы, нужно трезво смотреть на ситуацию. Нужно уметь узнавать в лицо необходимость. Эти солдаты не мои. Они не похожи на тебя.
– Они верны, господин…
– Кому? Чему? Нет, риск слишком велик. Но тебя я награжу. Впоследствии. – Взгляд канцлера скользнул по Сиррюну: – Быстро, без мучений. Никаких допросов.
Сиррюн поднял брови: – Никаких?
– Никаких.
– Как прикажете, господин.
Капрал облизнул губы и, выдавливая из себя слова, произнес: – Спасибо, господин.
Канцлер рассеянно кивнул. Он снова глядел на коробочку из черного дерева. – Спрашиваю снова, – сказал он. – Никаких признаков, откуда они явились? Никакого формального объявления войны?
– Ничего такого, господин. Сотни сгоревших кораблей – вот их объявление войны. Но все же… кажется, их мало. Никаких армий, никаких признаков войск на побережье.
– Но одно войско было.
– Сохрани Странник, да! Господин, я скакал с двумя десятками летерийцев – все ветераны – и шестерыми Тисте Эдур из арапаев. Была у них магия или нет, но нас взяли врасплох на поляне около брошенного поместья. Вот мы думаем о том, где разбить лагерь – едем посреди высокой травы – а в следующий миг грохот и огонь, тела летят по воздуху. Летят, господин. Отдельные члены. Куски. Свист стрел во тьме…
– Но ваш отряд справился.
Капрал покачал головой: – Командовавший нами Эдур знал, что новости, которые мы привезем в столицу – о сгоревших кораблях, о мертвых Эдур на дорогах – важны, и приказал отступать. Многим удалось убежать. Господин, мы рванулись прочь, и Эдур был впереди всех. Вначале нас было семеро – пятерых Эдур они убили в первой атаке – потом осталось пятеро.
– Враг преследовал? – спокойно, задумчиво спросил Гнол.
– Нет, господин. У них нет лошадей. По крайней мере, мы не видели.