Бусый волк. Берестяная книга

Семёнова Мария Васильевна

За этот мешочек его и ухватила когтистая лапа, вырвавшаяся в брызгах из спокойной глади Бучила. Бусый канул в прорву лицом вперёд, не успев издать ни звука, только закачались и облегчённо всплыли хворостяные мостки…

ЗАБАВНЫЕ СКАЗЫ

Аптахар взял из рук одного из парней сегванскую арфу, бережно провёл по ней ладонью, лаская. Прижал к груди, зажмурился, очищая мысли и душу от всего ненужного, поднимая их к небесам и наполняя восторгом вдохновения, а Твердолюбу подумалось вдруг, что примерно так же Аптахар готовился бы и к смертному бою.

Наконец

в тишину, повисшую над костром, решительно ворвались звуки струн…

Аптахар не был искусным гудцом, его руки явно больше привыкли к веслу и боевому топору, чем к струнам. Но найдётся ли сегван, который совсем не умел бы складывать песни или на арфе играть? Из-под заскорузлых пальцев полились звуки, в яростном и грубоватом звоне струн Твердолюб вдруг услышал и грохот морских волн, разбивающихся о скалы, и завывание штормового ветра, и рокот близящейся грозы…

Потом Аптахар запел, точнее — заговорил протяжно, нараспев, торжественно вплетая свой голос в звуки морского шторма, разгулявшегося на берегу Светыни.

Услышь мою песню, бескрайнее море, Пусть чайки на крыльях её разнесут! Про первую свадьбу, и первое горе, И первый на свете Божественный суд. Над островом диким гуляли метели, Зима насылала морозный туман, Но солнце пригрело, и скалы вспотели, И вышел из камня на свет великан. Он остров обвёл немигающим оком. Тяжёлая поступь крошила гранит. На острове было совсем одиноко, Лишь горы угрюмо смотрели в зенит. Тогда великан устремился в дорогу, По суше и морю, по тёмному дну, Решив непременно вернуться в берлогу, Ведя за собой молодую жену. И скоро ему подвалила удача, И выбрался он, попирая пески, Туда, где весёлая Ордла-рыбачка У берега моря острила крючки. Не глянулся ей великан длиннопятый, Но будет он слушать девчонкино «нет!..». Схватил и унёс от подружек и брата, И скоро наследник явился на свет…

Аптахар продолжал петь — сдержанно и негромко,

однако даже глухой почувствовал бы, как в горле певца закипал клокочущий гнев. Грозно нараставшие звуки арфы заставляли сердце Твердолюба учащённо биться, а дыхание — замирать в нестерпимом ожидании. Песня сулила грозу.

Сынок великана, тупой и спесивый, Жестокой игрой наполнял свои дни. Ходил он глумиться на кромку прилива, Где плакала Ордла вдали от родни. Ворочал прибой неподъёмные глыбы, Но доброе море услышало зов: Оно ей послало великую рыбу — Акулу-самца с миллионом зубов. Он принял беглянку на крепкую спину, В мгновение ока из плена умчал. От лютого мужа, от злобного сына, Туда, где родной дожидался причал. Никто не видал, как они расставались У края воды, на холодном ветру. Но дни потекли и недели промчались, И Ордла-рыбачка метнула икру. Из каждой икринки, светлы и румяны, На битву и радость явились сыны… Вот так на земле зародились сегваны, Могучее племя детей океана, Народ Островов и солёной волны!

Песнь на этом не кончилась. Конечно, сыновья Ордлы со временем снарядили корабли и отправились мстить за поругание матери. И конечно, повергли в бою и великана, и своего злочестивого брата, потому что Правда Богов была на их стороне. Но это легко было предугадать, так что начало Твердолюбу понравилось больше.

— Ну, что скажешь, венн?

Юный сын кунса, Винитар, по обыкновению, провожал к лодке Твердолюба и Межамирова Щенка.

— Добрая песня, — на правах старшего сказал Твёрд. — Она нас позабавила.

Он успел вызнать, что для сегвана не было высшей хвалы, чем когда рассказ или песню именовали забавными.

Младший Щенок толкнул его в бок, и он, спохватившись, добавил:

— Дедушка Астин велел тебя за ракушку поблагодарить…

Винитар молча кивнул.

— Он тебе отдарок прислал, — продолжал Твёрд. — Только остерёг при всех в руки отдавать.