Бутылка коньяка
Шрифт:
Моё горе не знало границ. По щеке катилась мужская скупая слеза. Сердце было разбито.
Но как человек мужественный, я не мог долго страдать над постигшей утратой. Пора взять себя в руки, собрать бутылки и отнести к месту назначения. Дело есть дело, а водка есть водка, и когда водка есть — дело наше правое, а когда нет — дело плохо. А тело есть тело, и водка требует жертв.
Философия мой конёк, когда не выбивает меня из седла.
Исключительно силой воли, которая брала начало в истоке моей неутолимой жажды, я выбрался из постели и вынес себя на улицу. Мир был озарён сиянием блестевших в сетке бутылок.
Когда
Мы, храбрые алкоголики и охотники за бутылём, защищаем мир от стекла. Если бы не мы, все бутылки рано или поздно разбивались бы, люди ранились их осколками, произошло бы загрязнение окружающей среды. Да мы бы все сидели по колено в битой таре! А если бы мы не пили, то всю эту водку выпивали бы мирные гражданские люди. Их печень была бы испорчена вместе с жизнью. Таким образом, мы стоим на страже экологии и здоровья граждан нашей великой родины.
Я преисполнился важности своей миссии.
Вот сдал стеклянную тару и купил бутылку самопальной водки. Конечно не коньяк, но лучше чем ничего. Пора бросать аристократические замашки и возвращаться к народу.
Кстати о коньяке. Как пригвождённый к месту спиртом, я застыл в недоумённой позе задушенной воблы.
В тот момент я находился перед вратами земли обетованной, рая на земле — витриной новенького вино-водочного магазина. Я чувствовал себя недостойным чести даже рядом стоять с этим святым местом. Поэтому так меня поразило видение банды алкоголиков из алкогольного братства «Штопор навсегда». Они тоже выглядели неуютно похмельными, растерянно поглядывали на важных продавцов, но всё же отчаянно покупали… я не мог поверить глазам… бутылку коньяка, точь в точь такую же, как ту, что я выпил вчера.
Я растерянно отлип от витрины. У этих пропойц не было денег даже на вход в это заведение, а купить бутылку пойла стоимостью больше, чем чучела из их шкур, они могли разве что в безумном страшном сне.
Члены братства вышли из магазина, воровато огляделись и скрылись в проулке.
Дух следопыта мусорных баков, охотника за бутылками взял во мне верх, и я решил проследить за таинственным братством «Штопор навсегда». Выяснить, где они разжились деньгами на покупку. Но ещё больше волновал вопрос. Каким образом, пусть даже семисотграммовая ёмкость может удовлетворить жажду шестерых профессиональных рыцарей стакана и закуски.
От волнения я выбросил только что подобранный бычок, который даже не успел толком раскурить.
Я начал слежку.
Она привела меня в полуразрушенное здание, которое, как я догадался, являлось штаб-квартирой общества «Штопор навсегда». И теперь мне предстояло выяснить, какие ужасные тайны скрывало это зловещее строение.
Таинственно хрустел битый кирпич под ногами, загадочно падала на голову штукатурка, и лишь бодрящая тяжесть бутылки водки давала мне решимость идти вперёд.
Послышались пропитые голоса, сливались с гомоном прокуренных голосов, создавая приятную для уха гармонию.
Я открыто прокрался по коридору и замер у разбитого проёма окна, поражённый открывшемся зрелищем.
Десятка
— Дети Бахуса, будь пропито его имя. Мы собрались здесь, чтобы показать преданность общему делу и милосердному божеству, которое даёт утешение в жизни и надежду на лучший мир, в котором всегда открыты бары, пиво бесплатно и выкидывают из них только слишком трезвых. Покажем веру и исполнимся благодати через жертвоприношение.
— Пива и чипсов! — восторженно заорала толпа.
Сердце заледенело, когда увидел, как главарь трепетной рукой открывает пробку. Я видел, как с вожделением дёрнулись его ноздри, а язык облизал вмиг пересохшие губы. Но он открыл бутылку не для того, чтобы выпить, а чтобы принести коньячную жертву на алтарь бога Бахуса.
Я понял, что попал на религиозную церемонию радикальной ветви верующих. Разумеется, я тоже верую в истинного бога Бахуса, но я не фанатик. Бахус создал спиртное для утоления жажды верующих, а не для того, чтобы разливать драгоценный дар по пыльным покрытиям покинутого дома. Все эти неудачники — настоящие еретики. Они готовились произвести обряд чудовищный по своей жестокости и цинизму. Сердце настоящего алкоголика готово было разбиться. Ужас и омерзение от увиденного, пересилили естественную осторожность и с отчаянным криком: «Нет!», я выскочил из укрытия и устремился к главарю.
Все застыли в шоке.
Я вырвал бутылку из рук удивлённого жреца в пальто и бросился наутёк. Вслед раздался рёв разъярённых фанатиков.
Спастись было непросто, но страх за коньяк придал сил и вскоре я затерялся среди, до боли знакомых, переулков, где провёл столько благословенных часов, роясь в мусорных баках и собирая бутылки. Местность я знал лучше, чем отморозки из радикальной ветви общества «Штопор навсегда».
Зря я вспомнил про отморозков. Спасаясь от одних, я, сам того не желая, попал на территорию, которую контролирует банда отморозков «Дети Одеколона».
Пытаясь вернуть на место вырывающиеся из груди лёгкие, я влетел в подворотню и тут нос к носу столкнулся с несколькими такими детьми. Их было четверо, небритых негодяев, смотревших на меня сквозь мрачный прищур фингалов.
— Так, так, куда так торопятся штатские? — издевательски поинтересовался один из одеколонистов.
— О — па! — только посмотрите, что у него есть.
У меня выхватили коньяк и даже отобрали самопальную водку. Эти шакалы не брезговали ничем.
Я хотел покачать права, но насос совсем загнулся, когда самый небритый и одеколонистый бандит внятно поинтересовался.
— В зубы хочешь? Сядь и заткнись.
Ещё папа мне говорил: «Береги печень смолоду, а зубы снову». Пришло время послушаться папу.
Я сел и заткнулся.
Я нецензурно промолчал.
«Дети Одеколона» развлекались вовсю, не обращая внимания на мой молчаливый протест.
— А теперь смотри, алкаш несчастный, как мы будем пить этот коньяк, — они гнусно расхохотались.
Я страдальчески моргнул.
— Нет, вначале мы выпьем у него на глазах бутылку водки, для разогрева. Коньяк оставим на потом, — сказал веское слово самый небритый и одеколонистый.