Буймир (Буймир - 3)
Шрифт:
4
...Коровы бродят по сухой степи, без воды, недоеные, вымя набрякло, трескается, течет кровь с молоком. Они к людям - мычат, будто просят: спаси меня. Вымя горячее, молоко перегорело.
Марко как раз доил Ромашку, прямо посреди степи, пахучая белая пена шапкой стоит в подойнике. Молоко поднимает силы у обескровленного бойца. Молоко в дороге, по приказу Павлюка, сдавали в госпитали. Если же госпиталя поблизости не было, отдавали матерям с детьми, которые толпами, голодные, истощенные, брели на восток. Не хватало доярок, вот и запустили коров.
Вдруг натужно
– Ну, парень, раз от верной смерти спасся, значит, долго жить будешь!
Подбадривающий голос Павлюка поднял Марка на ноги, он пришел в себя. Потерянно уставился на лужу молока и крови.
Люди могли укрыться в канаве, которую размыла дождевая вода, а скотине где искать защиты? Впрочем, гитлеровец, видно, просто решил немного развлечься, потому что второго захода не стал делать. Может, еще и оттого, что скот разбрелся по степи...
Замутившиеся глаза Ромашки перевернули душу. Ведь благодаря ей прославился он на выставке. Теперь она била ногами, изо рта лилась кровавая пена, издыхала корова. Весь правый бок перемесило.
Люди взялись за лопаты. Пастух Савва никак не мог успокоиться: потерять такую удойливую, выставочную корову. Колодец, а не корова двенадцать тысяч литров молока в год давала.
Савву Абрамовича лишь по старой привычке называют пастухом: судьба племенного стада в его руках.
Павлюк следит, чтобы скот в пути не скучивался, не сбивался в плотное стадо, - если бы коровы шли кучно, разве бы одна Ромашка погибла? К тому же коровы ослабли в пути - не приходится бояться, что разбегутся. Да и привыкла скотина к грохоту разрывов, только молодняк порой кидается врассыпную. Савва у молотильщиков выпросил тавоту, мазал коровам потрескавшиеся соски и копыта.
– Если б немного раньше скот угнали, мы бы сейчас уже были недосягаемы для фрицев, - размышляет вслух Марко.
– Кто знает, на каком рубеже Красная Армия остановит врага?
– Обескровливать врага всегда следует и с фронта и с тыла. Проникать в глубокий тыл, разрушать коммуникации, уничтожать склады, взрывать боеприпасы...
– Как раз то, что придется делать нам!
– порывисто воскликнул Марко.
Марко полон решимости - предстоит кровавая схватка с врагом. Почувствовал прилив сил - побывал под бомбовым ударом! Вот только Ромашку жалко. Украдкой вытер слезу. Из головы не выходят родные места, сосновый бор, зеленые берега над Пслом. Из родного гнезда выгнал враг... Если бы Текля знала... И лучше, что не знает, какие напасти сваливаются на их голову в дороге, все поспокойнее будет на душе. Сама, пожалуй, больше нашего хватила горя под гитлеровским сапогом. Подневольные теперь...
Нынче у всех на уме обращение
Павлюк с Мусием Завирюхой видят - "юнкерсы", "хейнкели", "мессеры" безнаказанно летают в глубокие тылы, бьют по эшелонам, станциям, мостам, переправам. Где же наша авиация?
У Марка никак не укладывается в голове: "Почему мы отступаем? Не можем остановить захватчика? Ведь мужеством, отвагой нас не превзойти. Кто поджигает танки? Таранит самолеты? Видно, гитлеровцы идут великой силой..."
– Какой бы силой враг ни шел, мы одолеем, - полон веры в победу Павлюк.
Мусий Завирюха ушел в свои мысли, хмурый, сосредоточенный: - Нет большей силы, чем воля к победе... Народ, сбросивший многовековое ярмо, никакой силой не покорить!
Марко знает - предчувствие неминуемой победы над врагом, при всех нынешних незадачах, живет в душе каждого. Не такой уж он маловер. Снаряжая Марка в дорогу, старики напутствовали: наш народ непобедим! А у них ведь вековой опыт за плечами.
Друзья многое не могли понять, - да и только ли они, и не скрывали своих сомнений. В смертельной борьбе с захватчиком мысли и сердца должны быть открытыми.
А пока нужно спасать народное добро, чтобы после победы пригнать на зеленые берега Псла племенной скот, удойное стадо. И хоть всякий раз в голове вертелась назойливая мысль: пригонит тот, кто останется в живых, вслух этого не говорили.
Вот кабы можно было ночами гнать стадо, а днем ставить на выпас где-нибудь в лесу, - так разве ночью его устережешь? Да и где они, эти самые леса? Степь и степь! Куда ни ткнись, дороги битком забиты, кое-где их перерезают железнодорожные пути...
Савва советует Марку гнать коров ложбиной, по низинам пастбища хорошие, сочные некошеные травы, может, где нападем на родничок...
А как же фургон, возы, транспорт?
Нет, приходится держаться большой дороги. Вот если бы попался лесок у дороги!
На полях гудят молотилки, над дорогами виснут немецкие бомбовозы, рвут телеграфные провода, бьют по переправам, создают сумятицу, нагло и безнаказанно расстреливают скопления беззащитных людей.
Перфил с лошадьми отбился от стада, все выискивает овражек, рощицу, перелесок, вовремя на помощь ферме не придет.
– Старайся держаться у нас на виду, - предупреждает Савва, - в случае чего - спеши на помощь.
Да разве у Перфила ферма в голове? Попробуй узнай, что у него на уме...
– Конь - это тебе не корова!
– препирается Перфил с пастухом.
– Кони чуть заслышат рев самолета над головой - шалеют! Не разбирают, крутой яр перед ними, человек ли, дерево... Прямо на людей мчатся. Вот и приходится быть начеку, осторожничать, маскироваться. Приспособляться к местности. Наука эта тактикой называется, - бубнил он.