Буйный бродяга 2016 №4
Шрифт:
Такая постановка вопроса породила в обществе двойной резонанс. — Мало того, что вы предлагаете целой цивилизации — миллиардам разумных существ! — рискнуть собственным существованием ради призрачной цели! Кто, в конце концов, возьмётся поручиться, что ваше вмешательство не приведёт к ещё большим жертвам и ужасам на историческом пути?!
Но вы ещё и хотите лишить наше человечество — нас! — самой его истории, его героев и его мучеников! Лишить всего того, что привело нас к нашему нынешнему состоянию, к прекрасному, неторопливому и чистому настоящему нашего мира! Нет уж, пусть мёртвые сами хоронят своих мертвецов. Они выполнили свой долг перед нами, они дали нам наш мир и нас самих — таких, какими мы себя знаем и ценим. Нельзя покушаться
— Ах, они выполнили свой долг перед вами! — возмущался Нильсен, один из главных сторонников эксперимента со временем. — А вы им, случаем, отдать свой должок не желаете?! Или вы уже никому ничего не должны? Как всякое совершенство, вы в принципе не обладаете никакими стимулами к внутреннему развитию; в частности же, и совесть вас не мучает! Уйду от вас, в дальний космос уйду! Не хочу иметь ничего общего с миром зажравшихся, совершенных в своей отвратительности мещан!
На попытки справедливо урезонить его, напоминая о соображениях общественной безопасности, Нильсен грязно ругался:
— Подарю каждому совершенному существу по лазерному ватерпасу! Чтобы вымеряли, достаточно ли ровно они на собственных задницах сидят! А то вдруг случится ужас и позор: существо возвышенное и прекрасное, совершенное, как платоновская идея, а на заднице сидит неровно, отклонение аж до трёх миллиметров по каждой оси! Позору не оберёшься!
С Нильсеном перестали разговаривать и стали его ругать. В отместку, как и следовало ожидать, Нильсен и его сторонники собрали вокруг себя партию молодых радикалов, а ругань самого Нильсена стала откровенно неприемлемой:
— Вы — либеральные демократы! — крыл он своих оппонентов, не утруждая себя более научной и этической аргументацией.
Сторонники эксперимента тоже составляли немалую часть общества. Их соображения были куда менее доступными для логики, зато обладали заманчивым и дразнящим ароматом всемогущества:
— Вы хоть представляете, какие возможности это даст?! Человечество выигрывает во времени развития, выигрывает в отсутствии страданий и исторических мерзостей. Да, новый мир создаётся в борьбе с трудностями. Но трудности мира и гнусность общества — не синонимы! Мы не знаем тех проблем, которые знали люди прошлого, сражавшиеся с себе подобными; но разве меньше стало у нас героев, или много легче стала наша жизнь?! Нет, у нас сменились и задачи, и масштабы, но история не прекратила своё течение. Отчего же вы опасаетесь, что люди нашего прошлого внезапно окажутся хуже и слабее нас, только оттого, что им не придётся драться друг с другом в таких масштабах?
— Но они и были и хуже, и слабее, — возражали противники опыта. — Мы, совершенные физически и психически, не могли бы ужиться с ними в одном обществе. Стоит ли тратить своё драгоценное время, разбираясь с давно отмершей исторической грязью?!
На этом месте «либерал-демократами» начал ругать оппонентов не только Нильсен, и дискуссия быстро приняла совершенно недопустимые в обществе формы.
К вихревой циркуляции страстей подключились проснувшиеся лирики, безошибочно учуявшие в общественных настроениях некий кладбищенский запах. Сетевые издания наполнились поэтичными описаниями разнообразных сцен всеобщей гибели Земли в результате непродуманного научного эксперимента. Роман Эмили Траубштихель о последних днях существования пожилой пары, трогательно прощающейся со своими детьми, внуками, коллегами и учениками накануне неизбежного исчезновения землян из исторической последовательности Вселенной, тронул немало умов и сердец. Пламенная исповедь писателя Салмана Карманкули, прозванного «остаточным националистом», пугала человечество призраком гибели самобытной культуры Западного Казахстана в том случае, если бы эксперимент по историческому вмешательству состоялся хоть в каком-нибудь виде.
Между тем физика темпорального поля не стояла без движения, и талантливая Мэйян Сичжэнь продемонстрировала возможность изоляции объекта на макроуровне от последствий вмешательства
Выход был найден в упрощении. На внеземных объектах к тому моменту работало семьдесят три тысячи человек, а вклад этих объектов в экономику, при всём фантастическом богатстве внеземельных ресурсов, составлял не более четверти процента. Поскольку путешествия во времени сулили не только возможность вмешательства в историю, но и прямые выгоды от различных открытий и изобретений, связанных с ними, то решено было на краткое время отказаться от покорения космического пространства ради битвы за власть над временем. В рекордно короткий срок — четыре года! — вокруг Земли был возведён Изолят, сеть гравитемпоральных спутников, составленная по схеме Мэйян Сичжэнь и защищающая нынешнюю Землю от пагубного и вредоносного влияния той Земли, какой она могла бы стать в результате разнообразных манипуляций с историей.
Макроэксперименты с засылкой в прошлое инертных масс показали полную работоспособность Изолята, хотя шутники и умеренные невежды всё же злословили относительно вымирания динозавров и вспышек сверхновых звёзд. Вслед за брусками иридия и кобальта в прошлое ушла первая обитаемая капсула времени; двести шестнадцать её пассажиров, включая престарелого Ван-Суси и с облегчением отправлявшегося в это добровольное изгнание Нильсена, стартовали в произвольную точку времени, находящуюся, по условиям задачи, далеко за границей существования человечества не только как цивилизации, но и как вида. Никто из оставшихся землян не исчез и не изменился; если Изолят и не работал, то проверить этот факт современные представления об эпистемологии научного знания никак не позволяли. Год косвенных проверок подтвердил полную преемственность человеческой истории и всей эволюции живой материи на Земле. Что до положения дел в других мирах, о нём сказать было сложнее; Изолят во время работы пропускал сквозь себя лишь солнечный свет, да и то рассеивал его в виде туманного облака. Только после успешного старта главной, «исторической», капсулы можно было бы безопасно выключить поле Изолята и посмотреть вновь на окружающий Землю мегамир.
Старт капсулы проникновения с четырьмя тысячами профессионалов в различных областях, готовых исправить и ускорить историческое развитие человечества, стал к тому моменту делом почти решённым. Под тускло фосфоресцирующим небом Изолята миллиарды людей спорили, решали, высчитывали и вычерчивали, проверяли и перепроверяли, маялись грузом ответственности и тянулись сердцем к несбывшемуся. Ставились и сотнями решались сложнейшие вопросы, балансировавшие на тонкой грани между прикладным естествознанием и онтологией всеобщего бытия:
— Если сейчас вся история Земли будет исправлена, но для нас историческая последовательность останется в неприкосновенности, то что же мы тогда исправляем?! Не будет ли это созданием нового человечества взамен старого?
— Никто из нас сам не принимал участия в событиях прошлого. Для нас они — всего лишь груз информации, как картины или книги. Мы существуем благодаря этим событиям, но они — лишь информационная матрица, на которой строится наше физическое существование. Фактически, Изолят и капсула проникновения переводят эти события из физического времени в виртуальное; реальные страдания и ошибки становятся страданиями и ошибками, существующими лишь в модели, заданной нашей коллективной памятью.