Буйный и Колючая холка
Шрифт:
Поросята возбужденно хрюкали в зарослях кустарника, подстрекая отца к бою, но он выжидал свое время и лишь клацал челюстями да пощелкивал грозными клыками. Противостояние врагов, готовых к схватке, продолжалось. Медведь хотел разделаться с врагом и отведать любимой пищи, кабан был полон решимости постоять за своих близких. Он самоотверженно и благородно мчался на помощь сородичу, попавшему в беду, и вдруг обнаружил, что медведь угрожает его собственному детенышу. Буйный с фермы Прунти был слабее плотоядного безумного медведя, но в его груди билось
Медведь стал медленно заходить с одной стороны, намереваясь атаковать кабана сбоку либо задрать первого попавшегося поросенка, но каждый раз перед ним вырастал кабан. Не тратя сил на пустые угрозы, Буйный решительно и бесстрашно преграждал ему путь. Тогда медведь повернул в другую сторону и взгромоздился на бревно, намереваясь обрушиться на Буйного всей тушей, но кабан опередил его, перейдя в наступление. Медведь отскочил назад. Буйный обманным движением вынудил его ринуться в бой. Сопя, медведь колошматил Буйного огромными лапами. Удары приходились по широкой щетинистой спине кабана. Он шатался, мо не падал, и его белые клыки-ножи вонзались в медвежью тушу, выискивая наиболее уязвимые места. Потом бойцы разошлись в разные стороны. Медведь оставил много кровавых отметин на теле Буйного, но и у самого медведя было с полдюжины кровоточащих ран. Сопение, хрипы и стоны врагов тонули в общем хоре визжавших от ужаса и гнева поросят.
То было лишь начало смертельной схватки, и теперь враги примеривались друг к другу. Каждый из них, казалось, знал, что замышляет другой. Кабан должен был во что бы то ни стало удержаться на ногах, в противном случае медведь, стиснув его в могучем объятии, мог распороть ему брюхо когтями задних лап. Когарский злодей кружил возле Буйного, выжидая удобный момент для нападения, но кабан был начеку.
Они сошлись снова, и медведь, навалившись всей тушей на кабана, чуть не сбил его с ног. Буйный устоял и принялся яростно рвать клыками окровавленное медвежье брюхо, пока враг не отступил, скорчившись от боли. Потом они снова примеривались друг к другу. Медведь чувствовал себя в большей безопасности на бревне. Он бегал по нему взад и вперед, делая обманные движения. Буйный, полный решимости покончить с врагом, перепрыгнул через поваленное дерево, лежавшее на его пути, но оказался в невыгодном положении: ему мешали ветки, за которыми прятался медведь. Тот, выпрямившись во весь рост, обрушился на Буйного сверху. Длинные острые клыки-ножи заработали снова. Медведь обливался кровью, но и кабан уже еле держался на ногах. Пока борьба шла на равных, но медведь имел больше шансов победить.
И тогда на помощь другу молча рванулась Серовласка. Она вложила в удар всю свою силу, и ее клыки мгновенно вонзились в медвежью тушу. Медведь отпрянул, но Серовласка мертвой хваткой вцепилась ему в заднюю лапу. Буйный набросился на чудовище сзади, снова вонзил в него свои ножи. И медведь рухнул! Он глухо стонал от боли, сдавленно рычал, пытаясь отбиться. Пасть его покрылась кровавой пеной. Он сделал отчаянный рывок, но был сражен мощным ударом клыков.
Прунти смотрел на эту сцену как завороженный, позабыв про все на свете. Ему казалось, что он сам вел этот бой. Глядя на могучего кабана-победителя, Прунти тоже чувствовал себя победителем. Он любил Буйного: сильному телом и духом человеку всегда мил смелый упорный борец.
Огромный добродушный зверь быстро успокоился. Маленькие поросята с опаской подошли обнюхать поверженного врага и, вообразив, что он еще живой, в страхе убежали прочь. Прунти заметил, с какой нежностью относятся друг к другу Буйный и Серовласка. Их несомненно связывала любовь. Животная, физическая любовь, скажете вы. Да, животная, физическая любовь, которая стойко переносит невзгоды и остается непоколебимой.
И вдруг взгляд человека упал на ружье, которое он сжимал в руках, — длинное блестящее смертоносное орудие, созданное для убийства, готовое к убийству. С растущим чувством стыда Прунти подумал: «Он спас мою девчурку, и вот чем я собирался отплатить ему за добро!» Прунти будто заново пережил тот день, когда Лизетта, единственное существо на свете, которое он любил, пришла домой возбужденная и рассказала ему про бой Буйного с гремучкой. Под влиянием нахлынувших воспоминаний Прунти растрогался. Слова дочери будто обрели новый смысл. Да, она права, есть другие хорошие способы сберечь урожай. И, снова по-мужски порадовавшись силе кабана и выигранной им битве, Прунти воскликнул:
— Черт подери, вот был бой! В жизни не получал такого удовольствия! Как они его полосовали! И после этого убить Буйного? Да ни за что на свете! Пусть гуляет по болотам, пока не помрет от старости!
Мать семейства увела поросят с поля боя. Они, резвясь, побежали за ней, тут же позабыв о случившемся. Последним ковылял калека. Шествие замыкал отец, покрытый кровавыми ранами, которые останутся шрамами на всю жизнь. Перед уходом Буйный еще раз удостоверился, что враг его недвижен, и отправился в путь.
Заросли папоротника сомкнулись и скрыли тропу. Занавес опустился. А грифы все кружили и кружили над полем битвы; поле битвы для них — пиршественный стол.