Буйный Терек. Книга 2
Шрифт:
— В таком случае, есаул, давайте ужинать вместе, — видя, как солдат внес дымящийся борщ и кусок мяса с картофелем, пригласил Желтухина Небольсин.
— Ну что ж. Через час так через час, но все же напрасно на ночь пойдем. Где-нибудь в лесу заночуем в мокроте да сырости.
— Сыро, вашсокродие. Того гляди, дождь зачнет иттить, — разливая офицерам борщ, подтвердил солдат.
— Даю прикуп, кто храбрый, а ну, молодцы-егеря, в атаку на банк, — куражливо сказал майор.
— Мажу на двадцать пять…
— Я на тридцать…
— Мимо… — раздались голоса.
— Угол, —
— Затянут друг дружку табашным дымом, — неодобрительно покосился есаул на игроков.
Но никто не слышал его. Игра в карты, разговоры о повышении и отличиях, густой табачный дым были обычным досугом отвыкших от городской жизни офицеров.
— Позвольте, капитан, родительского чихирьку на дорожку. И пользительно, и дюже вкусно, — наливая полные оловянные кружки густого красного вина, предложил Желтухин и, чокнувшись с Небольсиным, добавил: — Щоб домашние не журились, щоб воевалось легко и щоб домой возвернулись здравыми.
Они выпили и принялись за картошку с мясом. Игравшие смолкли. По-видимому, банк был велик, и все, сообща покрыв его, ждали карту, которую медленно, словно пудовую гирю, приподнимал со стола банкомет.
В помещение ворвался холодный ветер, за окном послышались голоса, ржание коней. Распахнув дверь, со двора стремительно шагнул закутанный в башлык пехотный офицер. Все, в том числе и банкомет, повернули к нему головы.
— Господа, я поручик Иволгин. Чрезвычайное происшествие. Его превосходительство генерал Эммануэль ранен, наши батальоны попали в ауховском лесу в чеченскую засаду. Огромные потери, брошен почти весь обоз, две пушки, три фальконета. Отряд отступает, порядка нет, а чеченцы то и дело идут в шашки, кругом завалы, стрельба… некому подбирать раненых и убитых.
Офицеры оцепенело смотрели на вестника разгрома главного отряда.
— Полковник Пулло принял командование. Генерала везут в Грозную. Вам приказано немедленно сняться по тревоге и форсированным маршем идти в лес, по дороге на Аух. Сейчас все, кого мог собрать Пулло, заняли переправу у Мичика. Там идет бой. Надо спешить, господа, — взволнованно закончил поручик.
— Ужас. Да как это могло случиться? Ведь в отряде не менее трех тысяч солдат, кавалерия, орудия, — заговорили потрясенные вестью офицеры.
— Не иначе как лазутчики завели их на засаду. Я знаю этих людей. Мирный, а сам норовит тебе кинжалом по шее звездануть. Бегу к казакам. Надо спешно идти на подмогу, — вставая, сказал есаул Желтухин.
Все шумно задвигались.
— Пардон, господа. Через минуту мы пойдем к ротам, а сейчас надо докончить банк, — спокойно, будто ничего не случилось, остановил майор. — Итак, карта дана. Прошу. — И он быстро перевернул лежавшую на столе карту. — Девятка. Банк снимаю, — еще хладнокровнее произнес он, сгреб со стола деньги, аккуратно уложил их в карман брюк и, поднимаясь с ящика, заменявшего ему стул, приказал: — По ротам! Через двадцать минут выступаем.
За окном горнист играл «Сбор», затем прозвучал сигнал «Тревога», и в общем гаме и шуме под хлюпанье луж под ногами, под голоса солдат, ржание коней и тяжелые стуки пушек отряд стал строиться
Туман осел на деревьях, все ниже спускаясь к земле. Небо быстро темнело, холод и мрак окружавшего леса заполняли лощину. Луны не было. Дождь перестал, но порывы холодного ветра все усиливались.
Солдаты, кто молча, кто охая и кряхтя, кто втихомолку ругаясь, спешили к колонне.
Забили ротные барабаны. Казаки шагом двинулись по едва заметной дороге, за ними, разбрызгивая грязь, пошел батальон егерей, затем трехорудийная батарея и взвод фальконетов, потом опять пехота и охранная тыловая сотня казаков Желтухина.
Спустя полчаса в разбитом ауле все стихло, только фурштатские солдаты, лекарский взвод да полусотня моздокских казаков остались в Гурканае.
Отряд втянулся в лес, и сразу же темнота поглотила людей. Ни казаки, шедшие в дозорах, ни пехотинцы не видели друг друга. Темный лес, высокие деревья, густой орешник и туман скрыли людей. Задние ряды только по чавканью грязи под ногами впереди идущих могли держать направление.
Дороги, собственно говоря, не было — неширокая тропка, шедшая из аула и сразу же терявшаяся в кустах. В темноте слышались голоса солдат, редкие команды офицеров, тревожные возгласы дозоров, то и дело натыкавшихся на стволы деревьев. А туман все густел, сырость окутала людей. Передние роты часто останавливались, и тогда все движение колонны стихало. Думать о внезапности и засекреченности похода не приходилось: слишком много людей ступило в ауховский лес.
— Опять стой, — недовольно начал кто-то из офицеров, шедших впереди роты.
— А что сделаешь, темно, как в яме. Ни дороги, ни леса — ничего не видать, — озлобленно откликнулся кто-то.
— В такую темень только черту в свайку играть, — донеслось из рядов.
Солдаты зябко жались в кучки, толкаясь и переминаясь с ноги на ногу. Где-то заржал конь, еще два-три отозвались ему. Далеко за деревьями залаяли собаки.
— Внезапный налет, — засмеялся человек в темноте, и Небольсин по голосу узнал майора.
Опять задвигалась голова колонны, зашлепали по земле ноги, звякнула о стремя казачья шашка, вздохи и неясное бормотание пробежали по ротам.
— Вперед, вперед, — раздалась команда.
Сбившиеся в кучу люди зашевелились, стали медленно продвигаться, ориентируясь на шум шагов и тяжкое дыхание идущих впереди рот.
«Когда же мы сможем попасть к отряду?» — подумал Небольсин, понимая, что при таком движении пехота и кавалерия, спешащие на помощь Эммануэлю, вряд ли к утру доберутся до них.
Чем глубже в чащобу входил отряд, тем чернее становился лес.
Где казаки, где батарейцы, откуда следует ждать удара чеченцев — в этой кромешной тьме понять было невозможно.
«Прав Желтухин, — опять подумал Небольсин, — не дай бог, гикнет какая-нибудь партия чеченцев, даст залп, кинется в кинжалы на солдат, бог знает какая поднимется паническая кутерьма».
Но темнота безмолвствовала, и только липкая грязь чавкала под ногами солдат.
Опять остановились роты, на этот раз стояли долго. По колонне, передавая «голос», докатилось до Небольсина: