Буйный
Шрифт:
— Сварганила столько всего, а сама не ешь. Кожа да кости. Ну ничего, мы сделаем из тебя настоящую секси.
И снова Дюймовочка покрылась пунцовыми пятнами.
Постояв в углу еще несколько секунд, переминаясь с ноги на ногу, красотка всё же подошла ко мне. С некой опаской в поведении присела на краешек табуретки.
— Спасибо! Наелся как слон! — погладил себя по брюху. — Уже и забыл, какая на вкус домашняя еда. У нас ведь на зо…
Ёпрст!
А ну заткнись, Макс!
Чуть не проболтался.
Аля дернула бровями — выразила
Правильно, я — никто. Пусть так и зовет.
— Короче, я тут проездом. Болтать о себе не люблю. Скучно живу, — цокнул языком и стукнул по столу стеклом. Златовласка от удивления приоткрыла рот, когда увидела на столешнице бутылочку пива. — За знакомство, что ли? Прости, что пиво. На шампусик денег не хватило.
Обожаю наблюдать за тем, как Алевтина смущается. Как она скромно опускает глазки в пол, перебирает пальцами поясок халата.
— Я… не пью.
Э-э, нет, крошка. Я же сказал, что будем тебя лечить. Скованность эту твою, которая подбешивает меня до белого каления. Ничто так здорово не расслабляет, как стакан-другой алкоголя.
— И я очень редко. Но отказываться нехорошо. Я за эту склянку до темноты в глазах полкилометра поля вспахал.
Малышка зыркнула на меня как на героя.
Во-о-от! Как же это охрененно приятно: видеть в её мимике удивление, а еще лучше восхищение вместо страха.
— Ну, за встречу, — чпокнул горлышком бутылки о стол, себе налил пенного и ей немного. Надеюсь, не траванёмся этой свиной мочой. Дешевая, сцуко, но я и этому рад. Сто лет пива не пил. Забыл, какое оно на вкус. Хотя, если честно, алкоголь я употреблял крайне редко. На праздники. Ибо я — ярый пропагандист здорового образа жизни.
Не думал, что она выпьет. Даже после моих слов. Но девчушка таки выпила.
Чокнулась со мной стаканом, наградила смущённой ухмылкой, сделала пару глотков, поморщилась.
— И как вы только это пьёте?
Ух, ты!
А вот и голосок прорезался.
Звонкий такой, мелодичный. Аж мурашки по спине побежали.
Голова приятно закружилась, а веки слегка увлажнились слезой.
— Приходится. Ты закусывай давай, закусывай. Я проконтролирую. Завтра ещё денег заработаю. Может, получится купить говядины, а не мясных обрезков в виде куриных анусов, — гоготнул. — Я плов хочу или лагман. Умеешь готовить?
— Умею. Да я много чего умею.
Сделала ещё пару глотков, закусила корочкой чёрного хлеба, потом уже приступила к еде.
Худышка, чёрт побери. Еле-еле вилку в руках держит. С таким усердием, будто сейчас надорвется.
Ну ничего! Я лично займусь твоим питанием. А потом ещё и треню организую.
Сделаем из тебя фитоняшку. Хоть в модели шуруй! С такими-то яркими внешними данными. О, да-а-а-а!
Только не думать о её попке!
Не думать.
Не думать.
Не думать!
Поздно.
В паху уже вовсю орудует нещадная буря. И так штаны жмут, но сейчас ещё хуже, притом что я неплохо так утром парок выпустил.
Готово!
Девочка поплыла. Расслабилась. Стала меньше зажиматься. И оставила в покое тот дурацкий поясок от халата. Тогда я решил, что пора узнать кое-какие подробности её жизни.
— Ну, Аль, расскажи о себе. Ты ведь Аля, если я не ошибаюсь?
— Алевтина, — икнула. — А у тебя не б-будет ещё одной бутылочки?
Ты смотри какая!
Вот тебе и скромница!
Даже боюсь представить, как она будет кричать, когда я разложу её на столе и буду иметь во все её красивые дырочки по очереди.
Главное — попробовать. Главное — не бояться экспериментировать.
Нужно жить на полную катушку. Жизнь одна. Вот будет обидно, когда она вдруг закончится, а ты так и не сделаешь то, чего банально боялся, но хотел.
Я же ей нравлюсь. Да по глазам видно! А по щекам — особенно. Когда я отворачивался, то видел боковым зрением, как она на меня пялилась. Как слюнки в уме пускала. Ну конечно! Разве скромняша видела когда-нибудь в своей дерЁвне вот такое совершенное, богатырское тело?
Спрятал руки под столом и втихаря чухнул изрядно припухшую ширинку.
Да уж! Чувствую, придётся на ночь глядя бежать в лес и наяривать в кустах, чтобы нормально поспать хоть раз за пятёру лет, чтобы ничто такое огромное и нереально твёрдое не упиралось в матрас, вызывая кошмарный дискомфорт. Лишь бы комары не покусали за главное мужское место. Ах-ха-ха!
— Нет. Хватит тебе, солнце, для первого раза. Иначе завтра утром узнаешь, что такое похмелье.
— А что это?
— Это очень и очень дерьмовая штука, — хохотнул. — Ты лучше мне вот что скажи, ты одна здесь живёшь?
Лёгкая улыбка мигом исчезла с губ девушки. Будто её там и не было секундой ранее. Однако вопреки внутренним душевным барьерам она не отказалась от беседы. И мы продолжили диалог, хоть я и видел по её телесным проявлениям, что разговоры о личной жизни для Али были весьма болезненны.
— С дедом живу. Только он сейчас… в больнице. А у меня даже нет средств, чтобы его навестить и оплатить лекарства.
— Что с ним случилось? — спросил твёрдым голосом, весь подобрался и напрягся.
— Врачи говорят, что-то с сердцем, — тихонько всхлипнула, сгорбившись. — Уже второй случай за год.
— Ясно. А родители как же?
— Отца никогда не видела. А мать умерла во время родов.
— Мне очень жаль, малышка, — искренне сказал, хотел её за руку взять, но побоялся.
Чёрт!
— Да всё нормально. Это было двадцать два года назад. Дедушку жаль. Он у меня один остался. Единственный родной и близкий человек на этом свете. Надеюсь, всё обойдётся.
— Конечно, всё будет хорошо. Главное — верить в лучшее.
— Спасибо. Тебе, — повернула голову в мою сторону. Боги! Сколько же нежности в этом грустном взгляде. — За поддержку.