Быль о полях бранных
Шрифт:
— Слыхал? — поднял белесые брови Иван. — Это-то вернее. В самом деле, чего тому Арапше от нас надобно? А в Гюлистане знаешь сколько богатства всякого? Вот ежели Арапша тот град возьмет, тогда и на нас пойти может. А пока... — Иван все-таки протрезвел малость, и синие глаза его чуть прояснились.
— Я не верю Пинясу! — стоял на своем московский воевода. — Его же мордвины, простые мужики, иное говорят.
— Кто эти люди?! — встрепенулся князек. — Скажи, мы их вместе спросим!
— Готовься к скорой встрече с ворогом, княже, — не удостоил Пиняса ответом Родион
— А-а... — опять расслабился Иван. — На вот лучше, выпей, — протянул он чашу с медовухой москвичу.
— Не до пития нынче. Лучше прикажи прогнать из ратного стана всю мордву и к битве готовься. Не то поздно будет.
— Ты кто такой, а?! — вновь взбеленился Иван. —Даты-и...
За полотном шатра раздался дробный перестук копыт, и на пороге возник воин в легкой кольчуге сторожевого всадника.
— Так што посол татарский к тебе, князь! — скороговоркой доложил он.
— Эт-то, а? — опешил Иван. — Кто-о? ! Зови его!
Гонец распахнул полог пошире. В шатер нырнул татарин в синем расписном халате, с чалмой на голове и кривой саблей на поясе.
— Чего тебе? — трезво спросил Иван. Татарин низко поклонился, сложив руки на груди.
— О-о! Ты и есть грозный коназ Иван? — изумленно-почтительно пропел ордынец, стремительно обшарив раскосыми глазами всех присутствующих в шатре. На Ослябе взгляд его задержался, рот осклабился в мимолетной улыбке: узнал, видать.
— Да. Это. Я! — раздельно ответил на вопрос главный русский воевода, стараясь хоть на время вытряхнуть хмель из головы.
— Могучий Хан Араб-Шах-Муззафар шлет тебе поклон и дары богатые! — Посол присвистнул.
Вошли еще два татарина, одетых поплоше, склонились низко и положили перед Иваном кривой арабский меч в драгоценных ножнах, круглый всаднический щит и позолоченный шлем с крупным изумрудом во лбу и султаном серебристых перьев на макушке.
Когда двое слуг и дозорный вышли, посол татарский сказал:
— Еще коня-птицу прислал тебе Могучий Хан! — Он поцокал языком: — Не конь, а ястреб, рассекающий воздух.
— Спа-си-бо! — по складам ответил Иван. Потом все-таки сумел взять себя в руки и спросил внятно: — Так чего Арапше-хану от меня надобно?
— Араб-Шах-Муззафар зовет тебя идти против Мамая!
— Че-его? — совсем протрезвел Иван. — Ты в своем уме, посол татарский?
— Почему нет? — спокойно возразил ордынец. — Араб-Шах-Муззафар — Чингисовой крови хан. Мамай — простой человек. Если ты поможешь хану сокрушить Кудеяр-бея и захватить Гюлистан, он сразу объявит себя султаном всей Высочайшей Орды. Тогда он тебя эмиром всей Урусии сделает, великим коназем.
Иван протрезвел окончательно. Честолюбивые мысли заметались в голове: конечно, властителем всей Руси ему не стать — отец не даст, сам ярлык [85] возьмет, а вот тогда на место отца...
— Чем докажешь, что не врешь? — не сразу все же поверил татарину княжич.
— Вот ярлык, — как фокусник, вынул из рукава свиток пергамента посол.
— Родион, прочитай гласно! — распорядился Иван.
Воевода взял у ордынца документ, разорвал
85
Ярлык — льготная грамота султана Золотой Орды, выдававшаяся правителям подневольных народов; высочайший указ, приказание, утверждение.
— «Я, Араб-Шах-Муззафар, Великий и Могучий Хан, предлагаю дружбу и военный союз коназу Ивану. Я не хочу обнажать меча против коназа Нижегородского, он ничего не сделал мне плохого. Я меч свой поднял на коназа Димитро из Мушкафа за то, что он обманом завладел наследственной пайцзой моего рода. Тебе же, коназ Иван, я предлагаю поход под моим бунчуком на Гюлистан и Сарай ал-Джедид. Как только я сгоню с трона ничтожного Мухаммед-Буляка, ты станешь единственным правителем всего урусского улуса... — Ослябя замолк, остро глянул на ордынца, пожевал губами и продолжил твердо: — Я знаю, в твоем стане есть тысяча батыров из Мушкафа. Я не хочу брать их с собой. Пусть к себе домой уходят. Только Осляб-бея повяжи и выдай на мой суд, ибо он много навредил Орде. Тогда мы навеки будем в дружбе».
Под текстом красовался оттиск с личного перстня Араб-Шаха.
— Ишь чего захотел! — рассмеялся московский воевода. — Я ему спонадобился, штоб шкуру мою на барабан натянуть. Не жирно ли будет?
— А чо? — вдруг трезво отозвался Симеон Михайлович Суздальский. — Пошто нам из-за тебя с Арапшей ссориться? Княже, выдай его, а москвичей прогони восвояси.
Иван загадочно молчал...
Ордынец быстро оценил обстановку и уже готов был позвать своих нукеров. Ослябя мгновенно понял все.
— Эй, стража! — гаркнул вдруг Васька Соломатин.
Родион прыгнул в сторону, взмахнул рукой. Татарин заверещал тонким голосом. Воевода исчез за пологом шатра. В груди ордынского посла торчала костяная рукоять медвежьего ножа. Снаружи раздалось бряцание мечей, в шатер спиной вперед с воем влетел окровавленный татарин, прогрохотали копыта скорого коня.
— Уш-шел, — прошипел Васька. — Што делать-то теперь, а? За посла своего Арапша по гроб жизни врагом нашим будет.
Посол ордынский скрючился на полу, уперев руки в живот, и уже не шевелился. Второй, тоже мертвый, лежал навзничь, разбросав руки в стороны. Иван посмотрел на упокоенных татар и вдруг взвыл:
— Ты-и-и это зачем стражу-у-у?! — Тяжелый кулак княжича хрястнул по лицу лучшего друга.
— Это ты меня-а?! — умылся кровавой юшкой Васька и въехал начальнику в зубы.
Они сцепились, тузя друг друга. Симеон Суздальский пытался разнять их, увещевая. Гаврила отполз в сторону.
Пиняс смеялся беззвучно...
Родион Ослябя удачно поменял своего коня на ордынского карабаира, присланного Араб-Шахом княжичу Ивану. Воевода успел при этом срубить голову одному из нукеров посла, а другому нанес страшную рану в грудь. Один из татар ранил его саблей в левое плечо, но неглубоко. Никто из руссов и не пытался ввязаться в этот мгновенный бой. Так что Родион беспрепятственно прискакал к своим.