Быль. Небыль. Возможно будет
Шрифт:
– А что, у нас так, пожалуй, может что-нибудь получиться! – задумчиво сказала Любовь Андреевна.
– Получится, непременно получится, – подхватила Вера Ивановна, но вдруг виновато поглядела на меня: – Вы не думайте, что я справиться с работой не могла или зависть у меня какая. Просто привыкли мы здесь к тому, что было. У самих-то под носом что делается: больница без очистки свою сточную воду в ручей сбрасывает. Если бы сейчас темно не было, вы бы посмотрели.
Мы оделись и вышли, решив посмотреть. Стояла крепкая морозная ночь. Луна, подернутая желтоватой дымкой, тускло освещала дорогу. Миновали больничные постройки и свернули
– Сапожники без сапог, – вырвалось у меня.
– Вот-вот, – откликнулась Вера Ивановна, – другим предписания даем, а у самих… – Она махнула рукой.
Следующие недели мои эпидемиологи были загружены до предела – наверстывали упущенное. К сожалению, не все, далеко не все, выполняли наши предписания. И была на это масса объективных причин. Основная из них – нехватка рабочих рук. Больше всего беспокоила очистка территории поселка и, конечно, больничная канализация. На днях к этому добавился еще рыбозавод. Правда, в полном смысле заводом его назвать было нельзя – так, заводик в два-три цеха. Но продукцию он выдавал. И шла эта продукция в магазины и столовые района. Значит, санитарный режим должен там соблюдаться абсолютный. Но вот как раз он и не соблюдался. Маялся я с этим заводиком долго. Выговаривал директору, штрафовал. Да все без толку. Тогда мы опечатали один цех. Но что значит закрыть один цех? Сразу остановился весь завод – такова здесь технология. Меня сразу вызвали в райисполком, к заведующему одного из отделов. Разговор получился неприятный. Я попытался объяснить, что эта мера вынужденная, другого выхода не было. Тогда заведующий спросил:
– Вы знаете, как снабжается наш район продуктами?
Я ответил утвердительно.
– Тогда вам, конечно, известно, – продолжал он, – что они доставляются самолетами или судами во время навигации. И, значит, вы можете предполагать, в какие деньги это обходится.
– Предполагаю.
– А если знаете и предполагаете, то легко можно усвоить и другое – продукция этого завода входит в общий план снабжения района продуктами питания. Ясно?
Я промолчал.
– Но коль это так, то, закрыв завод, вы лишили все население района рыбы. Ведь фонды нам никто не добавит. Надеюсь, вы меня понимаете?
– Это все я понимаю, но изменить свое решение не могу, – ответил я.
– Почему?
– Здесь все изложено. Могу оставить копию акта.
Я вынул ее из папки и положил на стол.
– Вы что же, людей актами кормить будете?
– Зачем актами? Там работы на неделю, может, полторы. А рисковать здоровьем людей нельзя.
Заведующий искоса посмотрел на меня:
– Вы знаете, сколько на вашем месте людей работало? Не знаете? А я знаю. В лицо не успевали запомнить. И вас так можно не запомнить.
Тут выдержка мне изменила:
– Не вы меня сюда ставили, не вам и снимать. И не лучше ли, чем заниматься демагогией, распорядиться, чтобы цех побыстрее привели в порядок! Всего хорошего.
Я вышел, оставив заведующего онемевшим и слегка растерянным.
Надо сказать, что этот разговор о рыбозаводе был не последним. Пришлось встречаться и с другими людьми, и повыше рангом. Были звонки и из области. Но я решил стоять, как говорится, насмерть, и в конце концов добился своего. Откуда-то прилетела бригада специалистов и рабочих,
Это была одна из первых наших побед, оттого казалась она особенно дорогой.
А в основном большими успехами я не мог похвастать. Часто приходилось бросать все дела в райцентре и ездить по району, – например, проводить профилактические осмотры охотников и оленеводов. Однако, хоть работа и прерывалась, я с любопытством москвича отправлялся в поездки. Все-таки практического опыта я набирался в этих рейдах немало, да и просто интересно было. В одну из таких поездок отправились мы под вечер на специальном мотовозе с одним вагоном. Вагон этот – обычная теплушка с сиденьями по бокам и печкой-буржуйкой посередине. В потолке дыра для печной трубы. Вагон страшно качался из стороны в сторону, просто удивительно,. как он не падал, особенно на поворотах.
Мы болтали, пытались играть в карты, а потом перешли в мотовоз. Вот отсюда зрелище открывалось великолепное! Черная и густая, как вар, ночь. Мощный прожектор мотовоза высвечивал в ней круглый коридор, яркий до нереальности. Узкоколейка, будто ослепленная и испуганная грохотом и аппетитом мотовоза, который жадно ее заглатывал, билась, изгибалась и стремительно рвалась вперед, в бесконечность ночи. По сторонам сплошной стеной – глухая тайга. Кажется, исчезли свет и грохот, и тайга в союзе с ночью тут же наползет на тебя, засосет, растворит.
Вдруг в освещенном пространстве впереди нас появился один олень, затем сразу несколько. Мы только ахнули от неожиданности. Олени, конечно, вышли из тайги, но казалось, что они возникают в свете просто ниоткуда. Одно мгновение они, ослепленные, смотрели на мотовоз, затем несколькими прыжками вырвались. на насыпь и стали медленно переходить путь. Мотовоз затормозил, остановился, давая им дорогу. Но тут показались еще олени, еще и еше. Они скользили по насыпи, толкались,.падали. Головные изменили направление и пошли по путям. Широкая серая лента животных потянулась перед нами. Их здесь были многие сотни. Огромный, теряющийся далеко во мраке лес из колышущихся рогов. Машинист повернулся к нам:
– Ну, все, теперь застряли намертво.
Он пробовал давать сирену, однако только ближние к нам животные испуганно оборачивались на звук, таращили огромные глаза, но дороги не уступали.
– Их сейчас хоть дави – ничего не поможет, – усмехнулся машинист. – Будем ждать.
Когда через час последние животные вышли из тайги и пошли впереди, нахально показывая нам свои кургузые зады, мотовоз медленно двинулся за ними; только к утру мы добрались до поселка. В основном жители были здоровы, но кое у кого обнаружились хронические болезни. Им раздали лекарства, выписали рецепты, направления на дополнительные исследования. К вечеру осмотр практически закончился. Тогда местный фельдшер повел меня посмотреть, как живут нивхи.
Мы зашли в один из бревенчатых, построенных на среднерусский манер домов. Скуластая, круглолицая хозяйка средних лет, широко улыбаясь, предложила нам табуреты.
– А я к васим тохторам летиться хотиля, – ткнула она себя пальцем в круглое бедро. – Вот полело, згло, а тут и срасу перестало. Панку какую-то тали, коворят, масать нато. А засем она мне, если поль усла? Мозеть, возьмете, труким кому татите?
Я посоветовал ей на всякий случай оставить растирание себе.
– А где же ваш хозяин?