Былина о защитнике станицы Магнитной
Шрифт:
– Зачем спрашивать за то, что мне ведомо?
– Тебе ведомо, да – я люблю тебя! Но узнай ты ещё нечто важное…
И Аксиньюшка в моих нежных объятиях, немного назад отклонилась, и ввозрилась
– Что за лихо такое, иль наваждение?
– Удивлён?
– Конечно, любимая.
– Значит, вправду ты любишь, раз с объятий не выпустил и дьяволицей бесовской не выкликнул.
– Люблю, всю жизнь любил, ведаю, знаю и чувствую. Никакая ты не дьяволица Аксиния, люба сердцу моему даже белоглазая. Всё одно с объятий не выпущу!
– А как же вера в вашего бога Московии? Нечисть для вас мы – нечистая. Ты крещён крестом христиановим и не должен любить Правь славящую.
– То мене решать милая Ксиния и люблю я Ту кто мне посердцу, ни одна вера не вправе мне вывертать – кого можно любить а с кем не за что. Да и крестик я не нашу давно, то ведь мать отец меня крестили, а уж я решу сам – во что верить мне и кого любить страстею дикою.
– Стало быть живёшь ты по совести, для меня Наум – это главное. Хорошо, стану
Обомлел я немного, скручинился:
– Как же ведать мне кто в стане сущности? Да и вспомни: ты – Чудь Белоглазая, та, кого я всю жизнь и не видевши?
Улыбнулася мне свет-Аксиния, отстранилася и ответила:
– За Урал-рекой у Магнит-горы да в Черном бору лиходеевом, горка есть не приметная, тёмная, меж двумя дубами сокрытая. То гора на злате стоящая – Карадыркою кликалась издревле, и хранителем ей ведьма назначена, горемычная, усталая женщина. Шлёт она много лет испытания, тем мужам кто нам Чуди понравился. Ну а тем, кто Чуди да посердцу от ведьмы подвиг сготовленный. Сдюжишь подвиг – стану твоей я Наум Борочарович, буду женой тебе, матерью деточкам. Ну а коль ты сборонишься – скурвишься, смерть приму я тихую мерзкую, не видать тогда мне Ярилушко ясное, без любви твоей милый – Наумушка.
Конец ознакомительного фрагмента.