Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения
Шрифт:
– «Ко мне возвратилась юность младая!..»
– «К тебе возвратилась юность младая!» – вступил в дуэт с ним Чумаченко, со страхом глядя на подбородок Фауста, где качался досадный пережиток исчезнувшей старости. И, приставив к своему рту ладонь, Чумаченко заглушено добавил:
– Бороду!
– «Ко мне возвратилась!..» – с упоением продолжал Фауст.
– «К тебе возвратилась…» Бороду! – настаивал Чумаченко.
Борода, наконец, была замечена ее обладателем, быстро сорвана и засунута сзади под трико. Дуэт продолжался. Но, разумеется, романтическая мистика сцены пострадала в значительной степени. Публика дружно смеялась, дети неистово аплодировали. Какой-то кинто в заднем ряду громко сказал: «Так и надо! Когда ты старик, не лезь к молодым!». А мы, тифлисские гимназисты,
– Какая провинция!
Естественно, что после такого «Фауста» нам, ученикам старших классов, воспитанных на Тифлисских театрах, пришла на ум прекрасная, благородная мысль: оздоровить захудалое батумское искусство и показать местной интеллигенции, как надо устраивать художественные спектакли. Приехав после экзаменов в Батум на каникулы, мы сейчас же взялись за дело. «Железного театра» нам, к сожалению, не дали: администрация его боялась, что мы разгромим весь реквизит, поломаем мебель и повредим море и лес на декорациях. Пришлось выступать в скромном помещении греческого училища, в котором местные греки устроили для своих собраний небольшой зрительный зал с эстрадой. По протекции зал нам предоставили бесплатно, и потому со зрителей мы денег за вход не брали. Разумеется, на таких условиях спектакль прошел с аншлагом и даже хуже: толкотня в задних рядах была ужасная. Но родители и наиболее почтенные лица из местного общества получили от нас особые билеты на места в первых рядах.
Программа состояла из двух частей: сначала шло второе действие из «Ревизора» – комната в гостинице. Хлестаковым был наш семиклассник Алексеев. Осипом – я. Слугою – Миша Варшавский. Городничий и Добчинский – тоже тифлиссцы; и только Бобчинского играл кутаисец, который считался большим знатоком театра, так как его тетка была замужем за известным актером во Владикавказе.
Так как Володя Алексеев был среди нас самым старшим, два раза оставаясь в том же классе на второй год, то режиссировать «Ревизора» мы поручили ему. Однако уже на первых репетициях Володька стал держать себя высокомерно и заставлял нас по несколько раз повторять одни и те же сцены, хотя мы отлично знали свои роли и играли превосходно. Вел он себя настолько недопустимо, что мы с Мишей Варшавским тайно сговорились играть на спектакле не так, как он требовал, а как мы сами хотели. И, в самом деле, с какой стати этот второгодник будет нас учить? У него во всех четвертях по греческому и по латинскому двойки, по физике один раз была даже единица; а я – первый ученик в классе по математике, а Миша – по истории.
Согласно программе, после «Ревизора» шло второе отделение, которое мы официально назвали «Научным дивертисментом». Этот «Научный дивертисмент» должен был состоять из следующих номеров:
1. Доказательство существования центробежной силы. Опыт с ведром, наполненным водою. Исполнит С. Шанидзе.
2. Пролезание крутого яйца сквозь узкое горлышко бутылки. По Тиссандье. Исполнит А. Арафаилов.
3. Научные фокусы. Безвредное сжигание платка на глазах у почтеннейшей публики. Самостоятельный выход монеты из-под стакана. И прочее. Исполнит К. Оганезов.
«Ревизор», как я и ожидал, прошел блестяще, под непрерывный смех зрителей. Но успех получился потому именно, что мы с Мишей нисколько не придерживались указаний Володьки, а играли по вдохновению, прибавляя свои слова там, где это требовалось для усиления впечатления. Миша был Слугою не только грубым, но и страшно нахальным, что хорошо подчеркивало мысль Гоголя. Когда Хлестаков сказал ему: «Хозяин, хозяин. Плевать на твоего хозяина!» – Слуга подошел к нему и показал кулак, добавив: «Ты у меня осторожней, смотри!» А когда Хлестаков опросил: «Почему соуса нет?» – Миша закатился продолжительным дьявольским смехом, воскликнул: «Вот тебе соус»! И показал кукиш.
Какой был эффект! В передних рядах, правда, кое-кто с недоумением переглядывался с соседями. Но что было в задних рядах! Какие восторженные клики!
А что касается меня, Осипа, то мое выступление тоже сопровождалось шумным одобрением
Но наибольшего успеха достиг я не в этой картине, а в следующей. Когда Хлестаков, съев суп, сказал мне: «Там супу немного осталось, Осип, возьми себе», я подошел к столу, взял супник, приплясывая вышел с ним на авансцену, сначала доел суп ложкой, затем поднял опрокинутый сосуд над головой, чтобы последние капли падали мне в рот, потом сунул физиономию в глубину супника, чтобы вылизать остатки и, наконец, убедившись, что внутри уже ничего нет, надел супник на голову, круто повернулся и торжественно направился к выходу. Эту сцену, тянувшуюся довольно долго, я заранее разработал втайне от Алексеева и не ошибся в расчете. Такую бурю восторга, какую вызвал мой суп, я наблюдал только один раз в Тифлисе, когда Камионский в «Демоне» окончил свою знаменитую арию «К тебе я буду прилетать, сны золотые навевать».
После такого колоссального успеха я долгое время мечтал стать когда-нибудь актером. Но жизнь как-то сложилась иначе. А сделайся я актером, кто знает – может быть я и сейчас играл на эмигрантской сцене и комиков, и трагиков, и первых любовников.
Второе отделение спектакля с научными опытами и фокусами прошло тоже с успехом. Правда, крутое яйцо долго не желало влезать в горлышко бутылки, хотя Арафаилов и уверял публику, законы природы непоколебимы, несколько раз сжигая внутри бутылки бумагу. А опыт с центробежной силой окончился даже легкой неприятностью. Приступая к нему, Шанидзе подошел к рампе, и заикаясь, стал объяснять, что в мире существуют две интересные силы: центробежная и центростремительная, причем при известных условиях эти силы могут уравновешиваться.
– Вот у меня в ведре, – сказал он, – находится вода. Желающие могут убедиться, что тут нет никакого жульничества. Один конец этой веревки я привязал к ведру, а другой сейчас возьму в руку и начну быстро вращать ведро вверх и вниз. Вы увидите, что при этом вращении ни одна капля воды не прольется, так как центробежная сила этого не позволит…
– Сандро! Отойди с ведром подальше! – раздался из первых рядов суровый голос отца Шанидзе. При тревожном внимании зрителей молодой ученый, взяв в руку веревку, стал раскачивать ведро и затем порывистым движением начал вращать его перед собой в вертикальном направлении. Ведро то высоко поднималось по кругу над головой отважного физика, то опускалось, проносясь почти около пола.
– Браво! Браво! – раздались одобрительные голоса.
– Ай! Он меня облил! – испуганно вскрикнула в первом ряду начальница Мариинского училища, вскакивая с места и брезгливо стряхивая с себя воду.
Последним номером, согласно программе, шел фокус Оганезова со сжиганием платка. Так как Оганезов учился в кутаисской гимназии мы, тифлисцы, мало знали его; но так как он был нам известен как мрачный юморист, любящий иногда проделать какую-нибудь непозволительную шутку, то мы, участники спектакля на репетициях несколько раз добивались от него, чтобы он при нас продемонстрировал свой опыт. Однако, он каждый раз категорически отказывался от этого, ссылаясь на то, что если мы узнаем его секрет, то сами тоже этот фокус будем показывать.