Былое и думы собаки Диты
Шрифт:
Волков и правда боялись, но Мила знала, что у дя Леши есть наган.
В Москве у Бети сохранилась комната и даже мебель, а вещи все пропали, только на этажерке лежала библиотечная книжка «Что рассказывали греки и римляне о своих богах и героях».
Минна, дя Леш и Ленка поселились у бабушки Эсфири, в ее полуподвале, вместе с Яшей, который тоже вернулся с фронта. Комнатка мало того что маленькая, еще к тому же и проходная — через нее проходила в другую комнату соседская семья. В квартире жила еще третья семья, старший сын в которой был профессиональным вором. Впрочем,
Мила и Ленка ничего не понимали про тесноту и неудобства жизни в полуподвале. Наоборот, им даже нравилось, что у бабушки так много народу, все вместе. Хотя Ленка потихоньку жаловалась Миле, что она ночью просыпается, потому что дядя Яша храпит густым басом:
— Я — лев! Я — лев!
А бабушка тонким голоском выпевает:
— И — я! И — я!
Но утром все было уже не страшно, а, наоборот, интересно: окно в комнате такое забавное — на уровне земли, и всегда видны чьи-то проходящие ноги, заглядывают любопытные кошки и собаки.
Нравилась девочкам и мебель, привезенная бабушкой еще до войны из Бердичева, — черный шкаф с витыми колонками с виноградными гроздьями и львиными мордами вместо ручек, кровать с цветной картинкой на высокой спинке и большое мутное зеркало в затейливой раме, которое бабушка гордо именовала «венецианским».
Правда, в крохотной, без окна кухоньке газа не было, стояли три керосинки на три семьи, и, уж конечно, о ванне и телефоне и говорить было нечего, зато бабушка как-то исхитрялась и пекла «из ничего» какие-то вкусные печеньица, часть которых в маленькой розовой вазочке она прятала от немедленного съедания в кухонном столе — на случай неожиданных гостей. Бабушка говорила, что она «так воспитана», что у нее «сердце может не выдержать», если гости застанут ее врасплох. Правда, Ленка умела скорчить такую умильную рожицу, что бабушка со вздохом доставала заветную вазочку, но Ленка всегда честно ждала прихода Милы, чтобы разделить с ней «добычу».
Ленка с родителями каждую субботу приезжала к Бете и Миле на «банный день» — мыться, и они оставались ночевать. Девочки очень любили эти субботние вечера.
Мила училась в школе. Она была круглой отличницей и председателем совета пионерского отряда. Она клеймила позором двоечников и звонким голосом читала на сборах стихи о самой прекрасной в мире Родине и о мудром товарище Сталине.
Она ничего не знала о Муре и Коле, это было страшной тайной, которую вся семья тщательно скрывала, она вообще ничего не знала о стране, в которой жила.
Ба очнулась и огляделась. Па уснул. Я подняла голову.
— Что, Дитуша, спать пора? — спросила Ба. И вдруг заплакала.
Приехали
Наконец однажды утром Па сказал:
— Сегодня, Дитуша, сегодня! — И веселый
Меня охватило ужасное беспокойство. Теперь я уже не лежала на одном месте, а бегала к калитке, просовывала снизу, в щель, голову, нюхала воздух и снова мчалась к дому.
Но все равно ничего не ела.
Время шло. Солнце уже начало потихоньку закатываться за лес, со станции вывалилась шумная толпа дачников — пришла вечерняя электричка. Дачники несли полные сумки в руках, катили сумки на колесиках и особенно громко смеялись и разговаривали — значит, завтра выходной!
Наконец солнце совсем село, стало темно, зажглись фонари. Усталая Ба закуталась в свой вечерний наряд — серое мягкое пальто — и села смотреть телевизор, но и она все время прислушивалась, а я уже отчаялась и легла у ее ног.
Вдруг послышался шорох колес и по окнам скользнул свет фар — приехал Тарь!
Я чуть не сбила с ног поднявшуюся Ба и кинулась к входной двери. Заперта! Опять эта Ба закрыла дверь на засов, как будто ее кто-то украдет! Я заколотилась в дверь, залаяла, а на улице уже были слышны шаги по дорожке и родные голоса.
Вот они уже подошли к дому, а Ба все никак не может отпереть дверь, потому что я верчусь, как волчок, у нее под ногами.
— Уйди, холера! — кричит Ба и наконец щелкает засовом.
Я вихрем вылетаю во двор.
Где они? А, вот! Ма и Рыжуша предусмотрительно отошли в сторонку, подальше от цветов. Па с Тарем тоже от них отодвинулись — сейчас мой час!
Я кидаюсь к Ма и Рыжуше на грудь, лижу в лицо, исполняю вокруг них какой-то бешеный танец и со страшной силой кругу хвостом.
— Дитушенька! Дитуша! Здравствуй! Соскучилась? — говорят они. — Ну, хватит! Хватит!
Уж не знаю, сколько прошло времени, пока они наконец смогли подойти поцеловаться с Ба. А эта «чистеха» Ба все-таки не упускает случая сказать Рыжуше:
— Фу! Пойди умойся! Тебя всю собака облизала.
Только теперь я наскоро здороваюсь с Па и Тарем и опрометью кидаюсь опять к Рыжуше и больше уже не отхожу от нее ни на шаг.
Они все еще несколько раз сходили к машине и обратно — таскали всякие сумки, а потом умылись и сели ужинать — уж Ба расстаралась!
Оказалось, они приехали в Москву еще утром, а так припозднились потому, что у Ма завтра день рождения и приедут все родственники. Нужно было закупить много продуктов: одних селедок разных купили пять штук, а еще колбасу, ветчину, конфеты, два больших торта и много чего другого.
Потом Тарь уехал, а мы легли спать — я лежала около Рыжушиного диванчика, и никто не смел отослать меня на место.
Назавтра мы начали готовиться к приему гостей. Ма родилась двадцать третьего августа — это уже почти осень, и погода часто меняется.
Вот и в этот раз: вчера было совсем лето, а сегодня резко похолодало и с утра зарядил дождь. Даже в доме сразу стало зябко и неуютно, а на терраске — и вовсе холодрыга.
Опять приехал Тарь — помогать. Он притащил из сарая какую-то газовую горелку и стал нагревать комнату в доме, чтобы гости не померзли.