Былого слышу шаг

Яковлев Егор

Отсюда — на самую окраину Москвы, почти за город — на Ходынское поле. Здесь 1 мая восемнадцатого года должен был состояться парад Красной Армии.

«Огромное Ходынское поле по краям установлено шеренгами Советской Армии. Линия войск начинается у ангаров и, идя параллельно Петроградскому шоссе, сворачивает прямым углом на высоте Всесвятской рощи и идет параллельно лагерю.

В центре поля группа штатской и военной публики. В середине виднеется приземистая фигура в барашковой шапке и шубе с барашковым же воротником. — Это Народный Комиссар В. И. Ленин. Ленин пошел. За ним двинулась толпа. В толпе снуют фотографы и щелкают затворами, запечатлевая на

пластинках представителей народной власти».

В толпе снуешь и ты, мой коллега, репортер из года восемнадцатого, это твои строчки повторяю я сейчас. Тебе, как и всем собравшимся на Ходынском поле, все здесь внове. Даже название — Красная Армия. Посмотри, ты впопыхах написал в своем репортаже — Советская, неожиданно предугадав, как она станет называться потом, четверть века спустя. Ты любил детали, старался передать читателю то, что видишь; заметил черный барашковый воротник — так и написал: «барашковый». А мне интересно сегодня узнать, что весна в восемнадцатом году, очевидно, выдалась поздней, если и 1 мая Владимир Ильич был одет по-зимнему.

Пройдет еще немало лет, пока ты усвоишь истину: журналист, как и сапер, ошибается лишь однажды. А тогда ты мог позволить себе весьма вольное обращение с протоколом — вместо «Председатель Совета Народных Комиссаров» писал: «Народный Комиссар В. И. Ленин». И на следующий день, на планерке очередного номера, тебе, наверное, не пришлось давать объяснений. На оплошность эту, скорее всего, никто не обратил внимания, иначе исправили бы еще в гранках…

Вижу, как поспешаешь ты с Ходынского поля. В редакции, сев за «Ундервуд», примешься отстукивать двумя пальцами свой первомайский репортаж. И не будет минуты задуматься, что репортаж этот — первый в истории репортаж о первом советском празднике… Какая уж тут история: прибежал снизу метранпаж, торопит, грозится выбросить из полосы. И ты, не успевая выправить материал (хоть бы пропущенные буквы вставить!), будешь бегать, кряхтя и чертыхаясь, в наборный цех, бросая в его пасть по страничке.

…В дни праздников мы тоже торопимся в редакцию — как бы не нарушить график выпуска номера. Машины со специальными пропусками поджидают нас недалеко от площади. Надо побыстрее внести поправки, уточнить праздничный репортаж — он написан несколько дней назад в точном соответствии с программой предстоящего мероприятия. Теперь надо отразить те изменения, которые внесла жизнь, — иногда заметные, а чаще жизнь полностью согласуется с программой. Еще надо поспеть в бюро проверки — в книгах, газетах, журналах найти подтверждение фактам, о которых напишешь… Очевидно, коллега, ты работал как-то иначе над своим репортажем: в каждом слове — накал времени, в каждой фразе — дух эпохи.

«Задорно несутся звуки «Интернационала», звенят, возбуждают. Как рокот грядущей грозы, как намеки надвигающейся мировой бури где-то вдали гремит «Красное знамя». Присматриваюсь к толпе. Она не пестрая, не празднично фланирующая, она из тех, кто не на словах, а на деле кидает вызов старому миру насилия и гнета. Песни, знамена, лица, взоры, процессии — все напоено мыслью о мировом счастье, о коммунизме, все звучно, красочно поет гимн пролетарскому идеалу, зовет к борьбе, сеет надежды на конечную победу».

Так писал мой коллега — репортер из года восемнадцатого. Лихо писал!

И было в этот день еще одно событие, о котором пора рассказать.

«Комиссариат Кремля совместно с культурно-просветительной Комиссией Головного Революционного отряда латышских стрелков и Коммунистическим отрядом латышских стрелков устраивают в день 1 Мая

в Екатерининском зале (здание судебных установлений) концерт-митинг.

…Начало в 8 часов вечера.

Вход бесплатный.

Организаторы».

Ленин, наверное, только вернулся с парада на Ходынском поле, когда к нему пожаловала делегация латышских стрелков. Владимир Ильич обещал прийти на митинг-концерт. Появился вместе с Крупской, а с ними и Свердлов. Пришли в Екатерининский зал, который после кончины Якова Михайловича станет носить его имя. В Свердловском зале вручают теперь международные Ленинские премии «За укрепление мира между народами» — здесь и встречал Владимир Ильич праздник международной солидарности трудящихся.

Об этом вечере написано много воспоминаний. Известна программа концерта. Певец В. А. Люминарский исполнял «Вниз по матушке по Волге», и Ленин долго аплодировал ему. Выступала М. М. Блюменталь-Тамарина. Известная латышская актриса, тогда еще совсем молодая, Паула Балтабола читала стихи Райниса «День страшного суда». Читала по-латышски. А Ленин так внимательно слушал актрису, что ей казалось — Владимир Ильич понимает каждую строчку и каждое слово.

Ленин произнес на вечере короткую речь — по крайней мере третью за этот день: на Красной площади, в Неглинном проезде и теперь, в Екатерининском зале… Речь Владимира Ильича никто не записывал, но собравшиеся запомнили ее. У Ленина не было другого такого выступления: в тот вечер Владимир Ильич говорил о себе, вспоминал, рассказывал, как приходилось, бывало, встречать первомайский праздник. Говорил о Шушенском. «…Пошли за околицу, прихватив с собой собаку Женьку… По реке шел лед… Много пели в тот день… А вечером никак не могли заснуть, мечтали о мощных рабочих демонстрациях, в которых примем когда-нибудь участие…»

Каким же взволнованным, трогательным до слез должен был быть этот день — 1 Мая восемнадцатого года, чтобы на излете его Ленин заговорил о себе! По наблюдению современников, он, как никто другой, умел молчать о тайных бурях своей души.

«Вечером в здании судебных установлений состоялся бесплатный митинг-концерт, — сообщали на следующий день газеты. — С речью выступил Ленин, Свердлов и ряд ораторов на латышском языке. Вечер закончился пением «Интернационала» и «Марсельезы».

Поздним вечером этого же дня Владимир Ильич заглянул в свой кабинет, присел за стол или облокотился, прикрыв ладонью лоб. Старался сосредоточиться, пригасить впечатления от бесконечно яркого минувшего дня, подумать о главном…

«Поющая Москва… поющий Ленин», — пометил в записной книжке Джон Рид. Ленин любил революционную песню, любил слушать и пел сам. Как много песен было спето сегодня! Революционная песня — всегда мечта, всегда надежда на победу. А сегодня знакомые слова звучали, пожалуй, иначе.

Здесь она, в кабинете, как и в минувшие годы, вместе с ним, эта небольшая, повидавшая виды книга. Сколько дорог пройдено с ней! Эжен Потье, французское издание. В этой книжечке впервые опубликован «Интернационал». Издание 1887 года. 1887-й — казнь брата… «В декабре 1887 г. я был первый раз арестован», — напишет о себе Владимир Ильич. Минуло три десятилетия — и слова «Интернационала» сегодня звучали иначе. «Мы наш, мы новый мир построим…» Строительство нового мира началось. «Кто был ничем, тот станет всем…» Они встали в колонны демонстрантов, пришли на Красную площадь — те, кто стали всем. И никто не решился им помешать: они разрушили мир насилия, разрушили до основания…