Быстрое движение глаз во время сна
Шрифт:
...из глубины квартиры раздавался слабый женский голос:
– Сашенька, кто там?
– Никто-никто, мама, просто ошиблись адресом.
На улице было пустынно. Только изредка в сторону Марсова поля медленно проезжали авто. Довольно быстро темнело. Прохожих почти не было. Александр Александрович перешел на противоположную сторону улицы и остановился у чугунной, вросшей в мостовую тумбы...
Повернулся!
Резко поднял голову и, невзирая на страдание, приносимое шейной невралгией, стал искать глазами окно своей бывшей квартиры. "Вот
– Да вот же оно, это окно, - проговорил, рассмеявшись, - вот оно, где, улегшись на распаренное от дыхания стекло острыми подбородками, сидели близнецы, у которых были одинаковые узкие скулы, выступающие рогами желтушного цвета заушные бугры, а еще темные, абсолютно темные, как у актеров немого синематографа, актеров-кокаинистов, круги под глазами. Что еще? Тонкие-тонкие, словно срезанные опасной бритвой фиолетовые или бирюзовые, в зависимости от освещения, губы и растущие сухим травяным коловоротом до самого лба жидкие волосы!
Александр Александрович поклонился мальчикам.
Путешественник поклонился мальчикам.
А они, дураки такие, стали смеяться над ним, показывать ему свои языки, тыкать в него пальцами и, видимо, что-то кричать, но так как окна были, слава Богу, закрыты, то и разобрать их дурных голосов-воплей не представлялось никакой возможности. Наверное, они богохульствовали, глумились, потешались так, как они всегда потешаются над странниками или паломниками, над самим их видом, над их запыленными уставшими лицами и остановившимися, словно остекленевшими глазами.
8. Быстрое движение глаз во время сна
Умножение в столбик, разгадывание несложных кроссвордов, решение ребусов, завод пружины часового механизма или механического чучела спящей собаки, непродолжительное чтение старых газет, прикладывание уха к холодной кафельной стене, стремительное, как исчезновение в бездонном, пахнущем зацветшей сыростью колодце, погружение в ложный сон, предсонье, мучительное преодолевание бессмысленных видений этого предсонья, пробуждение, тремор, беспомощность, нахождение себя покрытым испариной или нахождение себя лежащим на полу, полностью обмочившимся. А потолок-то далеко-далеко, как небо.
Вот я, например, не понимаю, как на небе могут жить святые угодники Божии, как они могут ходить по расползающимся под действием ветра облакам и при этом не проваливаться вниз, не падать на землю. А на земле - на горах, в низинах, по берегам рек и озер - стоят люди и ждут, просто сгорая от нетерпения, ждут, когда же они - эти святые старцы - наконец упадут, чтобы можно было их схватить, и отнести к себе в дом, и спрятать в сарае, предварительно накрыв брезентом или на крайний случай соломой, до лучших времен.
И вот Саша заходил на кухню, где в клубах пахучего
Потом повар тоже исчезал в клубах пара, и о его присутствии можно было судить только по этим доносившимся из самых неожиданных мест кухни нотам.
Саша с удовольствием воображал себе кухню, на которой готовится праздничный ужин, кухню этаким утопающим в янтарном опилочном чаду конногвардейским манежем с гаревой дорожкой или даже освещенной керосиновыми лампами ареной цирка Чинизелли, что рядом с Инженерным замком, на которую выбегал абсолютно дегенеративного вида клоун Антонио и уже описанный выше повар или шут, черт его разберет, Алессандро, и они начинали драться на потеху публике.
– Дай, дай ему по лысине!
– вопили откуда-то с галерки в перерывах между припадками визгливого, доводящего до судорог и икоты смеха.
– Смотри, что у меня есть, Антонио!
– А что у тебя есть, Алессандро?
– У меня есть половник, Антонио!
– А зачем тебе половник, Алессандро?
– А затем, Антонио, чтобы врезать тебе этим половником по балде! Понял?!
– Давай, давай врежь этому старому пердуну!
– надрывались из первых рядов.
– Это кто это старый пердун? Это я-то старый пердун?!
– Да, ты, ты, из тебя вон песок сыплется!
– Вранье! Я молодой - понятно! Мне двадцать лет, нет, мне семнадцать лет!
– Молодой, молодой, да только пахнешь водой!
– Вранье, все вранье! Я оболган навсегда.
– Антонио картинно заламывал руки.
– Молодой, говоришь... а мы это, Антонио, сейчас проверим, - криво усмехаясь, цедил Алессандро и наносил рахитичному, трясущемуся от унижения, страдающему грудной жабой старику удар половником прямо между глаз.
Антонио навзничь падал на манеж в опилки, выдыхая при этом под купол цирка струю талька.
– Кажется, он сдох. Ну и черт с ним, - простодушно заключал Алессандро, после чего церемонно кланялся почтенной публике и уволакивал Антонио за ноги за обшитый вырезанными из фольги звездами занавес.
И тут же все приходило в движение: люди сломя голову вскакивали со своих мест, кричали, размахивали руками, свистели, бежали по ступеням вниз, словно спускались с гор в низины, устремлялись по берегам рек и озер, вдоль выложенных камнями дорог, чтобы схватить упавшего с неба угодника Божия да и укрыть его где-нибудь у себя в закуте или в яслях для овец.