Быть ближе к тебе

Сотникова Елена

Нет, я не за тем сюда ехала, чтобы вот так просто сдаться. Чтобы понуро опустить голову и принять условия Егора.

— Ты ведь был здесь? — развернулась к нему. — Где моя мама? Я уверена, что ты знаешь. Так ведь?

Мужчина брезгливо поморщился, глядя на меня исподлобья, и усмехнулся, выражая свое отношение к ситуации в целом.

— Я не ем младенцев на завтрак, не ворую старушек и не пытаю людей. Ты слишком высокого мнения обо мне.

— Ясно! — бросила со злостью, поняв, что ничего он мне не скажет.

Так и будет издеваться,

глядя, как я слепым щенком мечусь в поисках ответа.

Сжала руки в кулаки, лихорадочно ища выход.

— Юля? Юленька! Ну наконец-то, — заскрипела соседняя дверь, и выглянула седая женщина в цветастом халате, спасая положение и меня. — Выписали? Слава богу, вернулась, а то Людка-то совсем плохая. Уж не просыхает какие сутки подряд. Ей какой-то алкаш из соседнего дома таскает пузыри, а она уже и в туалет не выходит. Никакая просто. Соседи ей скорую вызывали, участкового, так она дверь им не открывает.

Я слушала, не веря своим ушам.

— У вас нет запасного ключа?

— Так вон же, под шкафом, где доска отходит. Ты его туда всегда клала.

Вот оно — спасительное всевидящее соседское око!

— Спасибо! — кинулась к заветному тайнику.

Ключ лежал на месте. Два поворота в замочной скважине, щелчок, и на меня пахнуло прокисшим перегаром и застоявшейся мочой.

— Мама! — бросилась в дальнюю часть комнаты, отгороженную шторкой.

Вокруг бардак, на столе недопитая бутылка водки, грязные тарелки и мошкара, вьющаяся над остатками еды.

И воздух тяжелый, пропитанный алкогольными парами. Словно давно не проветривали помещение, хотя окно открыто.

— Мама! Мамочка! — На кровати в неестественной позе, полусидя, спала женщина. — Очнись, пожалуйста!

— С ней все в порядке. Ей даже лучше, чем тебе, — усаживаясь на невысокий табурет, констатировал Егор.

Я обернулась в поисках воды.

Где-то ведь должен быть графин.

За спиной раздался булькающий храп. Скрип кровати.

— Ты убедился? — накинулась на него, срывая злость за свое бессилие. Сгорая от стыда за окружающую нищету и злясь, что он все это видит. Словно я была виновата в происходящем. — Со мной все в порядке! Можешь быть свободен. Дальше справлюсь как-нибудь сама.

— Уверена? — пожирая взглядом, усомнился мужчина.

И почти тут же молниеносно вскочил с табуретки, хватая меня в охапку. Рывком отталкивая в сторону.

— Ты?.. — мое возмущение потонуло в звонком звуке бьющегося стекла.

Рядом с тем местом, где я только что стояла, пол внезапно оказался усыпан острыми осколками бутылки. Той самой, что пролетела в нескольких сантиметрах мимо нас.

— Приперлась? — послышалось злое сиплое карканье — А ты спросила у меня, прежде чем возвращаться? Я говорила, чтобы духу твоего здесь не было больше, мразь поганая? Говорила?

— Мама? — Все еще не веря в происходящее, вытянула вперед руки. — Мама, подожди! Я в больнице была, в аварию попала. Я объясню. Все это время…

— Да

плевать мне, где ты шлялась! Объяснять она собралась. Сдохла бы — я б мазурку на твоей могиле станцевала.

— Мама… За что? — дрожащим голосом, отпихивая от себя Егора и приближаясь к ней.

Отчаянно пытаясь вспомнить, что я натворила такого, отчего от меня отвернулась родная мать.

— Юля, осторожнее! — предупредил Егор, ловя безуспешно за руку. — Юля! Юля, твою ж налево!

Я не поняла, как все произошло. Навернувшиеся слезы застилали глаза, мешая зрению. Смазанное движение, звон посуды, до боли резкая хватка сзади — и что-то загремело, падая на пол и разбиваясь.

Шипение Егора и крепкий мат со стороны родительницы.

А когда я проморгалась, мама сидела на полу между столом и поваленным стулом, среди разбросанных столовых предметов.

Сжимая в руках нож.

С такой ненавистью во взгляде, что я содрогнулась.

Перевела взгляд на Егора, который скалой стоял между матерью и мной, загораживая от разъяренной родительницы, и ахнула, заметив на полу пятна крови, что алыми дорожками стекала с правой кисти мужчины.

Глава 11

Глядя на всю эту ситуацию, частично смоделированную своими же руками, в глубине души я чувствовал себя конченым дерьмом.

Да, я знал, что мать Юлии увлекается алкоголем, знал, что последняя пыталась ее безуспешно лечить в прошлом и периодически гоняла местных собутыльников.

Но в достижении нужного мне результата, если ситуация того требовала, я готов был идти по головам.

Правда, в этот раз итогом не был доволен совсем. Неизвестно, чем бы все закончилось, не окажись я рядом. И последствия могли быть самыми непредсказуемыми.

От подобных мыслей меня бросало в пот и пробирало странным ознобом.

Я должен был убедить девчонку без нервов поехать со мной, втереться в доверие, но сдерживать свой характер, то и дело прогибаясь под ее капризы, оказалось непросто.

Поэтому и созрел простой план: вместо того чтобы спорить и доказывать свою правоту, показать ей ситуацию в самом выгодном для меня свете.

Она сама все поймет.

И согласится.

План сработал.

Юля впечатлилась.

А я чувствовал себя последней тварью.

И винить было некого.

— Тебе нужно перевязать рану. Или даже зашить, — подала голос девушка, все еще не глядя в мою сторону.

Я уводил ее из этого злачного места, именуемого родными пенатами, обняв за плечи, пока вслед неслись проклятия и какие-то странные обвинения. Ощущая под пальцами, как дрожат ее плечи, как отчаянно она пытается не показывать своего состояния, как ее корежит изнутри в немой истерике.

И был бессилен что-то сделать, чтобы девчонку отпустило.

Постепенно начинал ненавидеть самого себя, мысленно матерясь и проклиная все на свете.