Быт Бога
Шрифт:
Разоблачённо-трезво вспомнил, как ещё недавно красивое мусолил: надо заполнять всё – моим!..
Простительно намекнулось мне мною – словно бы из-под нескольких слоёв мыслей: вот и до тебя, до меня, дотянулось то, что есть… эти… те "органы"…
И словно вчера, а не на первом году было: Муза, экспертша-то, взяла у меня "пальчики" (я на "месте" делал осмотр и брался за всё), "откатала" меня, пошла уже из Кабинета, но оглянулась и сказала внятно и с пониманием чего-то словно бы моего, моего:
–– Я
Я тогда – задохнулся… от неумения… общаться… Будто она выносила, оставляя меня нагишом, мою одежду.
Понятные слова лишь минуту спустя нашлись: суть не в том даже, что у меня нет повода волноваться, а в том, что мне всё-таки говорят – и ждут, ждут, как я среагирую.
–– Чего ты боишься-то? – крикнул я себе в себе, мне во мне. – Ведь я – уже я!..
Но стоял подчёркнуто прямо.
Свищёв – за всех, за всё, пожалуй, Здание – предложил мне сходить с ними "вниз", в ивээс.
И все при этом протяжно посмотрели на меня. Даже Маня, словно печатал – о внешности моей.
Я ощутил, что у меня что-то появилось на лице. Я вдруг болюче пожалел: и зачем мне потребовалось когда-то становиться из совсем маленького маленьким, потом из маленького – школьником, потом – молодым человеком?..
Радостно ярко, сочно ощутил я, что постоянное моё состояние, может, с младенцев – что я ничему не поддался!.. И все видят, видят это – и ждут, ждут: вправду ли ничему-ничему я не поддался?..
–– Ведь я – я…
И – пошли.
Ценность единичного, ценность единичного…
Пошли по коридорам и лестницам, и я спиною и грудью чувствовал их, троих.
У двери, у ивээс, Свищёв позвонил, и все трое стояли ко мне лицом и смотрели на меня…
Войдя, Свищёв никого "не выписал"…
Голос, в одном из кабинетов, был Шуйцева…
Я вдруг понял, что мне надо идти на этот голос… Пошёл – и словно поприще новое ещё только начинал, словно ещё впервые в ивээс…
–– А ты что тут делаешь?!..
Крикнул прямо я так.
Кажется или не кажется?..
Ещё за порогом.
Удивлённо-легко, на миг, стало мне – о-о! – и всецело-ново: а где же сейчас мой Брат, где мой Брат там, в Городе, если, ежели сейчас он… тут, здесь, передо мной, в ивээс?!..
Ваня – Ва-аня, Ва-аня, такой тут чужой, сам себе новый, строгий – посмотрел, сидя и не зная, встать ли, – посмотрел мне в мои глаза глупо – и стараясь смотреть именно глупо…
Понялось вмиг, что должен – должен, должен! – я сей же миг, несмотря ни на что и во что бы то ни стало, дерзко… подпрыгнуть!.. Потому что – смотрят.
И я – поскольку все сейчас на меня смотрели – понял всё, всё.
Понял всё.
Сглотнулось слышно и видно для всех…
Ощутил, главное, что здесь, в этом Здании, там, наверху, на втором этаже, за дверью одной – мои пальто и шляпа… И – что больше ничего моего в этом строении
Услышал я, как тут кто-то что-то сказал, спросил, ответил – и услышал я такое. В какое-то время, такого-то числа, в такой-то даже день недели, в таком-то часу кто-то где-то был и – и он же там же в то же время не был…
Ваня, глазами не понимая, почему я этого, о чём сказали, не понимаю, медленно поднял свои, его, плечи и не стал их опускать.
Я – видя, что все, кто тут, видят, что у меня в моей жизни сейчас ничто иное как позор, – сказал то, что я знаю об этом, который сейчас у меня в жизни, позоре:
–– Он был у меня.
Ваня, подтверждая мои слова, дёрнул было ещё выше поднятыми плечами.
Услышал опять я, мол, что-то может быть, и не так.
Ваня покрутил головой – не то чтобы от несогласия, а просто от незнания, как и что тут, в этом доме, надо делать. И, всё не опуская, на всякий случай, своих плеч, сунул мне комочек бумажный.
Шуйцев выстроился, красный, чтоб скорей отнять… Но я исподлобья на его пуговицу на его кителе глянул – он и руку не посмел протянуть.
Комочек развернул я – повестка… Прочитал – и будто меня сейчас, связанного, раздевают, щупают, лапают, и даже тело моё предательски отвечает на это щупанье…
Заметил тут я, что все в кабинете – а все так и смотрели на меня – сейчас вдруг явно начали узнавать обо мне что-то новое!.. И не сразу я понял, почему и что это новое: в горле моём запершило, щекам стало щекотно, и как бы таять – скорей, скорей на холод! – стали мои глаза…
Ново и для меня это было настолько, что я забылся: кинулся прочь, прочь!..
Часть вторая
Прибежал – бежал или… быстро бежал, или… ещё как: не видимо даже для себя, для меня, – в Комнату… Вот – Комната, вот я – в Комнате уже, в "общаге" – и ничуть не задохнулся, вернее – некогда, значит, дышать и дышать было!.. Рывком будто только что я вырвался, вытискался из туго тесного троллейбуса – невольно и резко, резко и невольно.
От кабинета полного до Комнаты пустой – вроде бы бегом, как всегда кажется в темноте…
Комната – напугала Комната, напугала тут же – своей доступностью, почему-то – ее доступностью…
Резко развернулся. И даже поёжился; как бы кто сзади не задержал…
Я и не стоял, я только останавливался.
Рывком я из Комнаты!
И свет вроде не включал.
Нужна, оказалось, и Комната эта – чтоб в неё прибежать, чтоб из неё убежать!..
На улице – испугался улицы, теперь уж улицы: бежать бы – просто бежать, а тут надо – куда-то, куда-то… Находчиво, походя, осознал, что в Городе – магазины, вокзал, и можно запросто зайти и посмотреть… цены, что ли, расписания…