Быть царем

Андерсон Пол Уильям

— Ты уверен? — взмолился человек за его спиной.

— Я просчитал все, прежде чем направиться сюда, — сказал Эверард сквозь зубы. — Не обманывай себя. Мы предубеждены против персов, потому что одно время они враждовали с Грецией, а в нашей собственной культуре слишком много от греческой. Но персы имеют по меньшей мере столь же важное значение в истории. Ты и сам видел, как все здесь было.

Конечно, по твоим представлениям, все они грубы, но такова эпоха, и греки ничуть не лучше персов. Да, у них нет демократии, но нельзя же упрекать людей за то, что они не дошли до этого европейского открытия, столь далекого от их умственных горизонтов. Важно другое: Персия была первой державой-победительницей, сделавшей

попытку уважать побежденные народы и умиротворять их; державой, соблюдавшей собственные законы, добившейся мира на огромной территории, что позволило наладить тесный контакт с Дальним Востоком и привело к появлению жизнеспособной религии, зороастризма, распространившейся среди многих рас и на большом пространстве. Может быть, ты не знаешь, сколько христианство переняло от культа Митры, но, поверь мне, — очень многое. Не говоря уже об иудаизме, религии, которую ты, Кир Великий, спасешь собственными руками. Помнишь? Ты завоюешь Вавилон и дашь возможность всем евреям, еще не принявшим другой веры, возвратиться к себе на родину; без тебя они будут поглощены другими народами, так, как это случилось с десятками племен.

Даже в своем упадке Персидская империя останется как бы матрицей будущей цивилизации. Какими победами знаменит Александр Великий, как не завоеваниями персидских территорий? А это распространило эллинскую культуру по всему миру! И затем появятся преемники персидского государства: Понт, Парфия, Персия времен Фирдоуси, Омара Хайяма и Хафиза, Иран, который мы знаем, и Иран будущего, после двадцатого века…

Эверард круто повернулся.

— Если ты сейчас исчезнешь, — сказал он, — то я могу ясно представить себе, как через три тысячи лет человечество все еще будет гадать о своих судьбах на внутренностях животных и скитаться по лесам Европы.

Америка не будет открыта вовсе…

Денисон обмяк.

— Да, — ответил он. — Я думал об этом.

Он прошелся взад и вперед, заложив руки за спину. Его темное лицо старело с каждой минутой.

— Еще тринадцать лет, — прошептал он, как бы про себя. — Еще тринадцать лет, и я погибну в битве с кочевниками. Я не знаю точно, как это произойдет. Но так или иначе обстоятельства приведут меня к гибели. Почему бы и нет? Волей-неволей обстоятельства заставили меня проделывать все, что от меня требовалось… И как бы я ни воспитывал своего сына Камбиса, я знаю, что он окажется недоумком и садистом, и что только Дарий сможет спасти империю. Боже мой!

Он прикрыл лицо широким рукавом.

— Прости, я ненавижу жаловаться, но не могу справиться с собой.

Эверард сел, избегая смотреть на Денисона. Он слышал тяжелое его дыхание.

В конце концов царь налил вино в две чаши, сел рядом с Эверардом и сухо произнес:

— Еще раз прости. Все прошло. И я еще не сдался.

— Я могу поставить вопрос перед главным управлением, — с некоторой долей сарказма сказал Эверард.

Денисон с той же иронией ответил:

— Спасибо, старина. Я помню их правила достаточно хорошо. Без нас можно обойтись. Они просто запретят путешествия сюда на весь период жизни Кира, чтобы не вводить меня в соблазн, и пошлют мне любезное письмо. В нем будет говориться, что я — абсолютный монарх цивилизованного народа, с дворцами, рабами, виноградниками, шутами, поварами, наложницами, охотничьими угодьями — и все это в неограниченных количествах. Чем же я недоволен? Нет, Мэне, этот вопрос нам придется решать только с тобой вдвоем.

Эверард сжал руки в кулаки с такой силой, что почувствовал, как ногти впиваются в ладони.

— Ты хочешь от меня чертовски многого, Кейт, — медленно сказал он.

— Я просто прошу тебя обдумать все возможности, и, Ариман тебя побери, ты это сделаешь!

Его пальцы опять впились в плечи Эверарда: это завоеватель Востока отдавал приказ. Прежний Кейт никогда бы не разговаривал таким

тоном, отметил про себя Эверард, начиная злиться, и подумал: Если ты не вернешься и Цинтия узнает, что ты не сможешь вернуться… она явится сюда к тебе, а еще одна чужестранка в гареме царя никак не сможет повлиять на историю. Но если я представлю доклад в главное управление до того, как увижу ее, доложу, что проблема неразрешима, а это не подлежит сомнению… Что ж, тогда посещение эпохи Кира будет под запретом, и Цинтия никогда не сможет попасть к тебе.

— Я не раз сам думал об этом, — более спокойно продолжал Денисон. — И я не хуже тебя понимаю все сложности. Но послушай, я могу показать тебе пещеру, в которой мой скуттер находился несколько часов, пока меня не схватили. Ты сможешь вернуться туда к моменту, когда я появлюсь, и предупредить меня.

— Нет, — сказал Эверард. — Это отпадает. По двум причинам. Во-первых, закон, причем очень мудрый закон, запрещает делать это. В некоторых случаях бывали исключения, но тут вступает в силу вторая причина: ты — Кир. Они не пойдут на то, чтобы уничтожить будущее ради спасения одного человека.

Сделал бы я это ради спасения одной женщины? Не уверен… Надеюсь, нет. Цинтии вовсе ни к чему знать все факты. Будет куда лучше, если она вообще ничего не узнает. Я могу использовать свой авторитет агента с правом свободных действий, чтобы эти сведения не пошли дальше главного управления, и не говорить ей ничего, разве только, что Кейт умер при обстоятельствах, которые вынудили нас запретить путешествия во времени в эту эпоху. Она, конечно, погорюет некоторое время, но она слишком молода и здорова, чтобы скорбеть всю жизнь… Правда, это непорядочно. Но разве лучше будет позволить ей жить здесь, в качестве рабыни, и делить своего любимого по меньшей мере с дюжиной царевен, на которых он был вынужден жениться из политических соображений? Не лучше ли для нее будет все позабыть и начать жизнь сначала, среди своих соотечественников?

— Ясно, — сказал Денисон. — Я просто хотел быть до конца уверен, что это отпадает. Но должен же быть какой-нибудь другой выход. Слушай, Мэне, шестнадцать лет назад создалась ситуация, являющаяся причиной всего того, что произошло впоследствии, но ведь это случилось не из-за человеческого каприза, а по самой логике событий. Допустим, я бы не появился. Разве Гарпаг не нашел бы другого псевдо-Кира? Кто именно стал великим царем — не имеет абсолютно никакого значения. Другой Кир вёл бы себя совершенно не так, как я, во множестве повседневных деталей.

Естественно. Но если только он не был бы безнадежным болваном или маньяком, а достаточно разумным и порядочным человеком — надеюсь, ты не будешь отрицать этих моих качеств, — его поведение во всех важных событиях не отличалось бы от моего. Я имею в виду поступки и события, отраженные в истории. Ты знаешь это не хуже меня. За исключением нескольких критических моментов, время всегда стремится вернуться на круги своя. Небольшие различия с годами исчезают и забываются — это и есть негативная обратная связь. Только в ключевые моменты может возникнуть позитивная обратная связь, и прошлые события с годами возрастают в своем значении и последствиях, вместо того чтобы исчезнуть. Ты ведь знаешь все это.

— Конечно, — сказал Эверард. — Но по твоим же словам, твое появление в пещере и было таким критическим ключевым моментом. Именно твое появление навело Гарпага на мысль о Кире. Без этого… я хорошо представляю себе, как разваливается мидийская империя. Либо ее завоевывает Лидия, либо варвары, потому что персы не получат царя, имеющего божественное право властвовать ими по рождению… Нет, я не появлюсь в пещере в тот момент, если не получу разрешения по меньшей мере самого данеллианина.

Денисон бросил на него взгляд поверх края чаши, потом поставил ее на стол, но продолжал глядеть на Эверарда.