Быть драконом

Стерхов Андрей

– Уж лучше тогда сразу пусть убьет, – выдохнула ведьма Похоронила окурок в цветочном горшке, подошла к шкафу, вытащила графин с чем-то ядовито-зеленым и предложила:

– Будешь?

– Нет, – отказался я.

– Как хочешь. А я – да.

Щедро плеснула в стакан, залпом выпила и скривилась. Я поморщился с ней за компанию, а когда вновь задышала, спросил:

– Ты уверена, что она ребенка хочет? Может, другое что? Может, владычицей хочет стать морской?

– Без вариантов, – ответила ведьма, покачав головой. –

Она хочет ребенка. Очень хочет. А мужик ее и того пуще. Найди их, дракон. Найди, ради Силы.

В ее голосе было столько мольбы, что я поспешил сказать:

– Постараюсь, Альбина.

Ведьма вымученно улыбнулась, села рядом, обняла, ткнулась носом в плечо и заскулила:

– Постарайся, Егорушка, очень прошу – постарайся. А за мной не заржавеет. Отслужу.

Просто одинокая беззащитная женщина, даром что ведьма, подумал я и, поглаживая ее недавно еще рубиновые, а теперь ультрамариновые волосы, спросил:

– Скажи, ее точно Антониной зовут?

– Точно.

– А фамилию помнишь?

– Не помню, потому что не знала. Не копала, неинтересно было.

– Это плохо. А кто ее к тебе прислал?

– Да не спрашивала я. Зачем? Пришла и пришла.

– Ну а хоть как выглядит?

– Выглядит?.. Ну, где-то так двадцать пять – двадцать восемь. Выше меня на две головы. Но не худая, нормальная такая, фигуристая. Что еще?.. – Альбина на секунду задумалась. – Брюнетка жгучая-прежгучая. Прическа… Стрижка под мальчика. Мордашка приятная, глаза зеленые, а взгляд… такой, знаешь, испуганно-потерянный. Мужики такой взгляд любят. Те мужики, конечно, которые мужики.

Мне этих общих сведений было недостаточно, и я спросил:

– Каких-нибудь особых примет не заметила? Родимое пятно там, косоглазие, еще что-нибудь типа того? Может, хромая?

– Есть! – обрадованно воскликнула Альбина и возбужденно хлопнула меня по плечу. – Есть-есть у нее особая примета! Татуировка на правой лопатке. Такая, знаешь, с претензией на крутость: валькирия, скачущая на лошади. Очень качественно сделано. Глаз не оторвать. И что интересно: местами не просто наколото, а как-то так… Не знаю как. Но не плоский рисунок, а выпуклый. Мышцы у лошади – ну просто как настоящие, рельефные такие. Я один раз даже не выдержала, пощупала – вроде как шрамы.

– Молодец, что вспомнила, – похвалил я. – Это суперная примета. Это зачет.

– А еще запястья у нее все изрезаны, – вспомнила Альбина. – Видно, вены себя вскрывала. И не раз-два.

Лыко было в строку – я сразу вспомнил, что Элстер Краули рекомендовал своим ученикам чикать бритвой по руке всякий раз, когда произносят слово «я». Он утверждал, что таким образом можно постепенно избавиться от ощущения своей индивидуальности и, слившись с Единым, стать богом. В этом все дело, решил я, а не в банальных попытках самоубийства.

– И вот еще, – продолжала Альбина. – Она танцовщица.

–

Точно?

– Точно-точно. В каком-то ночном клубе танцует. Сама сказала, когда знакомились.

– Не врала?

– Нет, тут не врала. Точно – танцует в клубе.

– А в каком?

– Про это ничего не говорила.

– Жаль.

– Жаль, конечно, но, Егор, если бы я все про нее знала, сама бы нашла и…

Альбина осеклась.

– И что бы ты с ней сделала? – шепотом спросил я, наклонившись к ее уху.

– Сам знаешь что, – тоже шепотом ответила она.

Не знал, но догадывался.

– Как думаешь, – спросил я уже в полный голос, – когда будут проводить черную мессу? Имеются ли на этот счет какие-нибудь специальные указания?

– Никаких, – мотнула головой Альбина. – Но я так тебе скажу: как только ребенка украдут, так в ту же ночь все и устроят.

– Ты думаешь, они ребенка в жертву принесут?

– Не думаю, знаю. – Альбина хлопнула по лежащему у меня на коленях гримуару. – Там так и было указано: новорожденного ребенка мужеского пола ровно в полночь зарезать, кровь его невинную в чашу сцедить и… Далее по тексту. А когда Князь явится, за верное служение любую просьбу исполнит. Надо полагать, в ту же ночь и зачнут ребятенка.

– Сильный ход – чужого погубить, чтобы своего зачать, – возмущенно заметил я.

На что Альбина сказала:

– Это только так говорится, Егор, что на чужом горе своего счастья не построишь, а в жизни только так все и делают. Так уж устроен этот мир. – Подумала и добавила: – К сожалению.

– Но не на крови же счастье свое строить, – заметил я.

– На крови – можно, а вот на невинной крови – нельзя. На невинной – это сущий беспредел.

– Ладно, – сказал я, освобождаясь от объятий ведьмы, – полетел я.

И направился к выходу.

– Лети, дракон, лети, – поддержала она мой порыв. – Лети и спаси меня.

– И тебя тоже спасу.

– А кого еще?

– Как кого? Ребенка.

– А-а, ну да, – хлопнула себя по лбу Альбина. – Ребенка. – Помолчала секунду и тихо добавила: – Одного спасешь, чтоб другой не родился.

Я замер в дверях и обернулся:

– Ну ты, Альбина, и ведьма! Ну ты и…

– Так уж устроен этот мир, дракон, – оборвала она меня. – Спасая одного, лишаешь жизни другого. Ничего с этим не поделать, так что не рви душу на части.

– Если бы кое-кто свои тетрадки взрывоопасные не бросал где ни попадя, – заметил я, – глядишь, и дракону не пришлось бы душу на части рвать.

Альбина смутилась (или – поди разберись – сделала вид, что смутилась), потупила очи и сказала:

– Прости, ради Силы.

– Ради Силы прощаю, – великодушно ответил я и направился в прихожую.

Альбина увязалась за мной.

Уже у двери я вытащил кольцо «Тонушо» и отдал его хозяйке.

– На, забирай.