Быть невесткой

Балер Таня

А ещё я не возникала на то, что в выходной мужа дёргали из дома.

Это ведь не какие-то чужаки, а родители.

Никто не виноват, что по субботам у свёкра был массаж, после которого за руль ему садиться не советовали, и Вова заменил его в качестве водителя Аллы Олеговны.

Все его вечера принадлежат нам с дочкой, пусть хоть так развеется, ведь силой его там не удерживают, он больше доставщик, чем садовник.

Я с ними ездила дважды.

— Отдохнете на свежем воздухе, — имея в виду меня и внучку, говорила свекровь.

Вот только весенняя погода

отличалась от летней, ветер мешал греть Алёнку на солнышке, а ехать с ней по пробкам, чтобы она сидела в домике, а не в благоустроенной под все её нужды квартире, я смысла не видела.

Итак, я не игнорировала свекровь и дачу и точно не задирала нос. Вова со мной был солидарен и сам считал недели, когда отец закончит курс, и на дачу мы будем ездить втроём и именно отдыхать.

Всё было мирно, мы с Аллой Олеговной держали вежливый и уважительный нейтралитет.

А потом появилась девушка из прошлого.

Дачный сезон

Ой, нет.

Сначала Вячеслав Викторович случайно дал мне объяснение, с чего это его жена не предъявила нам за неравномерное распределение внучки.

— Спину подлечу и смогу за Алёнкой бегать. А то она у нас такая резвая. В коляске — понятно, а как на ножки поставишь, так не угнаться. Вроде еле ходит, а отвернёшься на секунду, её уже на месте нет. Мне наклоняться больно, а Алюся сразу нервничать начинает от того, что с бабушкой егозе ходить за руку не хочется.

Я сама не подмечала, но слова свёкра открыли мне глаза. Вовина мама, то ли забыв, как бывает с маленькими детьми, то ли взаимодействуя до моей дочери исключительно с выдрессированными и инертными малявками, знала, что делать, когда Алёна, лежала, сидела или находилась у неё на руках. А когда наша черепашка начала ползать, а теперь и ходить, маленьким медвежонком переваливаясь с лапки на лапку, свекровь начала чаще недовольно поджимать губы.

Она обнимала и сюсюкалась с внучкой до того момента, как Алёнка начинала извиваться, просясь отпустить её, а потом вздыхала, делала это своё недовольно-обиженное лицо и передавала её под надзор кому-нибудь другому. Наверное, благочестивые и высокоинтеллектуальные дамы за внучками не ползают. Оно и понятно, трудно держать идеальную осанку и снисходительно покровительственный взгляд, стоя на карачках. Да и давать свои архимудрые наставления с пола, находясь ниже меня, для неё должно быть неудобным и даже унизительным.

Вот такая вот дилемма: либо играть и нянчиться с единственной внучкой в любой позе, либо держать марку, соответствуя образу чопорной леди. Алла Олеговна объединила эти варианты, спихнув часть подвижных обязанностей на мужа, но пока он без пугающих стонов боли и кряхтения не может ни присесть, ни наклониться, взять на себя присмотр за активной Алёной, как это сделала моя мама, она не в состоянии.

Вернёмся к даче.

У Бессоновых нашлись старые друзья. Вероятно, они не терялись и всегда были где-то поблизости, но я ни с кем по фамилии Жарковы за время нашего брака не пересекалась.

А в мае они объявились, и я узнала, что когда-то все жили на одной лестничной клетке, и дети

ходили вместе в школу, пока Жарковы не переехали в центр города.

А спустя двадцать лет они решили приобрести дачу, старые друзья помогли им сделать выбор, и старшее поколение снова заделалось соседями, заимев участки через улицу.

Из общего у них было не только садовое товарищество, но и дети. У каждой пары по одному любимому чаду. У первых Вова, а у вторых дочка Марина.

Считайте паранойей, но в моей памяти тут же всплыло, как свекровь рассуждала, что Владимиру подходит это имя.

Так вот Марина тоже ездила на дачу, помогая с облагораживанием двора и посадками огорода. Земли у её родителей было больше, чем у свёкров, но зато домик походил на будку: одна комната, уличный туалет и летняя кухня. Поэтому Жарковы каждый выходной отмечались у Бессоновых, где женщины вместе готовили.

Вова там не расслаблялся и не задерживался, ведь дома его ждала семья, но так или иначе он раз в неделю пересекался с этой самой Мариной. А я сама, даже не будучи знакомой с ней, благодаря Алле Олеговне знала, что дочь Жарковых развелась и нуждается в поддержке.

У свекрови я ничего спрашивать не стала, а у мужа поинтересовалась подробностями.

— Долго прожили? Дети есть?

— Сроки не знаю, перед моим отъездом мужа точно не было, потому что мама предлагала нам вдвоём в театр сходить.

Вот значит как. Раньше свободного сына отправляли по театрам гулять, прикасаться к искусству в компании дочери друзей, а женатого в выходной дёргают из семьи, чтобы он побыл водителем, доставщиком и косильщиком ради кучки клумб.

Хотя Марина, наверное, оценит цветы Аллы Олеговны и будет с радостью пить с ней чай, рассуждая о чём-нибудь высоком.

— А как она выглядит? На твою маму не похожа?

— У неё с тобой больше общего.

— Внешне?

— Нет. Она после свадьбы отправилась за мужем, когда он нашёл работу в Питере. Ты тоже со мной уехала. Моя верная жёнушка, — разулыбался Вова, прижав меня к себе и поцеловав в шею.

Можно было бы ему прояснить, что я не сорвалась с насиженного места с одной верой, что у него всё получится, а обдумала всё ещё перед свадьбой. Я рассчитывала, что уеду уже беременной, и знала, что буду жить в квартире мужа, а не уволюсь и отправлюсь в неизведанное, в срочном порядке ища новую работу и скитаясь по съёмным углам. Но, кажется, мужчинам приятно думать, что их вторые половины за ними босыми на край света пойдут. Ладно, пусть потешит самолюбие. Заслужил ведь.

С началом лета Вячеслав Викторович вернулся в садово-огородный строй, и теперь на дачу Вова ездил только с нами, выделяя на это три субботних часа, если погода располагала к тому, чтобы дать Алёнке в белой панамке принять солнечные ванны.

Занятно, но с Мариной я к тому времени не пересеклась. Зато с её матерью виделась едва ли не каждый раз.

Она и Алла Олеговна сидели за пластмассовым столиком, пили кофе из капельной кофеварки, смотрели как я на пледе или у надувного бассейна играла с дочерью, и разговаривали.